Я моргаю бесчисленное количество раз, но все вокруг по-прежнему в тумане. Мне кажется, что это Роджер уходит от меня. Масса громоздкой жестокости.
— Роджер, — зову я надтреснутым голосом.
Фигура останавливается на полпути к открытой двери.
Это он.
Мой единственный шанс выбраться отсюда.
— Пожалуйста, — хриплю я. — Пожалуйста, не оставляй меня. Я пытаюсь вызвать у него сочувствие. Взываю к той его части, которая, я знаю, должна быть где-то там, глубоко спрятанная.
Он издает звук, похожий отчасти на ворчание, отчасти на вздох. Его нерешительность посылает в меня слабую волну силы, и я приподнимаюсь на локтях, чувствуя, как они дрожат. Я едва могу пошевелиться, остатки анестезии все еще циркулируют в моей крови.
Я смотрю на свое запястье, где раньше был браслет. Я сняла его раньше и спрятала под подушкой. Если я найду его, то смогу подманить Роджера поближе, сунуть в карман и…
Дверь захлопывается.
Нет.
Я с воем падаю назад, как раз в тот момент, когда по плитке с другой стороны стены грохочет цепь, поджимаю колени к груди и плачу.
— Эверли. — Его голос звучит откуда-то издалека, но в моем имени безошибочно угадывается настойчивость. Айзек постукивает по стене между нами. — Пчелка… Эй, поговори со мной.
— Я… я не могу…
— Расскажи мне, что они с тобой сделали. Куда они тебя забрали.
— Я не знаю. Они вырубили меня… Я не… — Я сжимаю бедра вместе, шипя от боли. — Они забрали мои яйцеклетки.
Я всхлипываю с безнадежностью.
Мое зрение затуманивается, усиливая чувство обреченности. Мой голос срывается, а рассудок отказывает. Наркотики все еще текут по моим венам, делая меня вялой. Уязвимой. Если бы они попытались убить меня сейчас, я была бы бессильна остановить их.
Я обхватываю колени руками и рыдаю в накрахмаленную подушку. Айзек рядом со мной. Я чувствую его ближе, чем когда-либо. Если бы я отключилась ненадолго, то смогла бы представить, как его дыхание овевает мое лицо, как его голос раздается прямо у моего уха, вибрируя во мне.
Как я могла позволить этому случиться?
Он — номер.
Жертва.
Трагедия, которая вот-вот случится.
И каким-то образом я стала заботиться о его благополучии не меньше, чем о своем собственном. Вдвое больше боли, вдвое больше потерь.
— Тебе нужно взять себя в руки. Это еще не конец. — Его тон спокойный, но твердый. Он пытается достучаться до меня, но не может. — Послушай меня. Мы не закончили. У нас есть план. В следующий раз, когда этот безмозглый урод принесет тебе еду, нацепи на него браслет, и я…
Его голос умолкает.
Закрыв глаза, я делаю глубокий вдох, и слова Айзека убаюкивают меня, возвращая под воду, где солнечный свет покрывает поверхность золотистым сиянием. Мои пальцы поднимаются, как пузырьки, и я тянусь к пятнам света, пытаясь коснуться его.
Но это всего лишь еще одна стена.
Темнота настигает меня в тот момент, когда веки снова открываются.
Здесь тихо. Слишком тихо.
Мои мышцы ноют, и я понимаю, что заснула, как спутанный клубок конечностей. Глаза сухие и горят, я моргаю полдюжины раз и отрываю липкую щеку от подушки, пока мое тело пульсирует от остаточной боли. Когда я пытаюсь сесть, равновесие нарушается, и я падаю с матраса, столкновение с холодным полом вызывает у меня шок.
Болит все.
Со стоном я включаю лампу, комнату заливает красным светом, и я заползаю обратно на кровать. Я натягиваю на себя одеяло, зубы стучат от холода.
Тишина становится жуткой, и я поворачиваюсь лицом к стене.
Айзек.
Он разговаривал со мной, пытался успокоить мою грусть, прежде чем я ушла в себя, потерявшись в пустоте.
Внутри меня зарождается паника, и я бью рукой по стене, страстно желая снова услышать его голос. Но звука удара нет, а моя сила — не более чем слабый ветерок, бьющийся о кирпичный столб.
— Айзек?
Ничего.
Боже мой… они забрали его?
Волна тревожного жара прокатывается по мне, усиливая спазмы и боль в животе. Если его нет, я не переживу этого. Я не справлюсь одна. Больше нет.
Я сжимаю руку в кулак и начинаю стучать.
— Айзек. — Мой голос звучит так, будто я выкуривала по десять пачек в день и довела себя до хронической легочной инфекции. — Айзек, скажи что-нибудь. Пожалуйста.
Шлеп, шлеп, шлеп.
Его цепь двигается.
Облегчение охватывает меня с такой силой, что я падаю обратно на матрас, как марионетка, у которой перерезали ниточки.
— Ты все еще здесь.
Он издает сонный, ворчливый звук, говорящий о том, что он спал.