— Звучит ужасно. По чему еще ты скучаешь?
— По шоколаду. Я очень люблю сладкое. А ты?
Я рассматриваю этот разговор как передышку, которой он и является. Мы начали углубляться в тяжелые темы, и, как обычно, сработал мой непроизвольный рефлекс, и я стал грубым. Это мой выход. Шанс сохранить нашу связь, не зацикливаясь на тяжелых вещах.
Спасибо за это, Эверли.
— Эх, — говорю я легкомысленно. — На самом деле я не…
— Прежде чем продолжишь развивать эту мысль, тебе следует знать, что я с сомнением отношусь к тем, кто не любит шоколад, тако или собак.
— Итак, два балла из трех дают мне около шестидесяти шести процентов сносности? — По правде говоря, я больше люблю кошек. Любое животное, которое может сказать тебе «отвали», просто моргнув, мне по душе. Как-то так. По крайней мере, с тако я в безопасности.
Кто не любит тако?
— Думаю, я не могу позволить себе быть слишком разборчивой. — Ее смех заканчивается болезненным стоном, который заставляет меня задуматься, может ее действительно выпотрошили.
— Теперь мы играем в игру «истекаем слюной по тому, чего не можем получить»?
— Ага. Давай посмотрим, ты любишь стейк с картошкой?
Я усмехаюсь.
— Для меня нет большой разницы. Еда есть еда. Надо есть, иначе умрешь. Что я действительно хочу, так это сигарету и бутылку виски. — Я держал в квартире бутылку своего любимого виски, просто чтобы доказать, что могу устоять перед ним.
— Значит, если бы повар-гурман предложил приготовить все, что угодно, ты попросил бы виски и сигареты?
— Только сигареты. Я больше не пью.
— Хорошо. — Она пропускает этот маленький лакомый кусочек без дальнейших вопросов. — Это решено. Ты можешь принести чай с пузырьками, а я принесу сигареты. — В ее словах слышна безнадежность, от которой у меня разрывается сердце.
Чтобы вытащить нас отсюда, потребуется гребаное чудо.
В наступившей тишине я не могу удержаться и слишком долго думаю о виски, пока не произношу нечто столь же опасное.
— Куриный пирог в горшочке.
— Что?
— Вот чего мне не хватает. — Заткнись, Портер, ты не хочешь начинать это… — Пирог с курицей, который готовила Сара.
И вот оно.
Я только что толкнул валун, который балансировал на краю горы, и пути назад нет.
— Сара. — Эверли подхватывает тему, но она явно не знает, что с ней делать. — Она… она была…
— Моей младшей сестрой. Сводной сестрой, технически, но так как она была единственным членом моей семьи, который признавал меня, это не имело значения.
И вот теперь я в деле.
Я почти слышу, как Эверли путается в мыслях. Перебирает, отбрасывает, хочет узнать больше, но понимает, что нужно делать это очень осторожно, чтобы я не замкнулся. Она слишком хорошо меня знает.
— Твоя сестра… Она любила готовить?
— Нет, она ужасно это делала. — Я смеюсь. — Но она научилась готовить куриный пирог в горшочке, и это был единственный вид пирога, который можно было есть. Это было первое, что она приготовила для меня, когда выросла и ушла из дома.
Он также был последним, но я этого не говорю.
— Итак, она пела, играла на гитаре и готовила куриный пирог.
— Это, пожалуй, и весь итог.
Я полон дерьма. Этого даже близко недостаточно, чтобы подвести итог.
— Может, ты расскажешь мне больше? Что еще она любила делать? — Отчаяние, прозвучавшее в этом вопросе, заставляет меня вспомнить, как одинока девушка за стеной. Иногда я забываю, что моя сестра была одной из ее подруг на несколько мимолетных мгновений. У нее не было времени узнать ее достаточно хорошо.
При других обстоятельствах, несомненно, они стали бы подругами.
Именно этого она хочет от меня сейчас — спасательного круга, связи с девушкой, которая пела ей с той стороны стены.
— Она спасла меня. — Это чистая правда, правда. — Она спасла мне жизнь.
— Что она сделала? — В этих словах слышно благоговение, и внезапно я не могу вспомнить, почему я молчал о ней так долго. Почему я отказывался говорить о ней. Может быть, я не хотел приносить ее память в это место тьмы и смерти. Но дело в том, что она уже была здесь.
— По какой-то причине она верила, что я чего-то стою. Бог знает почему — в большинстве случаев я был не слишком добр к ней, но, когда она принимала решение, ее было уже не переубедить. Однажды, когда ей было шесть лет, я побил хулигана на детской площадке, и после этого она была уверена, что мне суждено стать супергероем.
— Я буду твоим помощником, — объявила она, повиснув на коленях на перекладине. — У меня даже может быть прозвище. Какое, как ты думаешь?