Мои глаза широко раскрытые и остекленевшие. Я в шоке, я знаю это. Хрипы ползут по моему горлу, как крошечные лезвия бритвы.
— Эверли! — Он трясет свою клетку с такой силой, что она ударяется о ту, что между нами, и она врезается в мою. — Черт побери. Скажи мне, что с тобой все в порядке. Я думал…
Я моргаю, мои губы раздвигаются в беззвучном крике.
— Я думал, ты умерла.
Задохнувшись, я медленно поворачиваю голову, чтобы посмотреть на него. Сглатываю.
— Я не умерла.
Мы долго смотрим друг на друга.
Джаспер.
Мой муж.
Мужчина, которого я выбрала.
Противоречивые эмоции разрывают меня на части, словно приливная волна. Качели вины и сладкого облегчения.
Джаспер здесь.
Живой. Дышит. Из плоти и крови.
Айзека больше нет.
Он пытался спасти меня… а я убила его.
Я тупо смотрю на своего мужа с расстояния в десять футов. Это не то воссоединение, о котором я мечтала. Никаких праздничных колпаков и конфетти. Только медленный поцелуй смерти.
На лице Джаспера залегли тени, темные круги окружают нефритово-зеленые глаза. Его кожа лишилась золотистого оттенка и выглядит бледной, как мел. Он похудел. Черные волосы, обычно зачесанные назад и уложенные в идеальную прическу, беспорядочно падают ему на лоб, отдельные пряди торчат вверх.
Он еще раз безрезультатно трясет прутья решетки.
— Поговори со мной. Пожалуйста. Скажи мне, что это за место… что с тобой случилось?
Я не могу.
Я больше не рассказчик. Все мои истории иссякли, превратившись в пепел на языке.
Он разочарованно рычит.
— Черт, Эверли! Скажи что-нибудь. Пожалуйста.
— Где ты был? — всхлипывая, спрашиваю я, и горячая волна слез подступает к моим глазам. — Я… я ждала тебя. Я ждала тебя два года.
Качая головой, он смотрит на меня измученными глазами.
— Я пытался, детка. Я пытался найти тебя. — Он хмурится, морща темные брови. — Я искал везде. Твое дело замяли. Я… Я больше ничего не мог сделать. Они сказали, что ты мертва.
По щекам текут слезы.
Все это время я была здесь.
А он был там… жил своей жизнью без меня.
Я не должна винить его. Это несправедливо. Он тоже скорбел, а один человек мало что может сделать. Я была иголкой в стоге сена. Слезинкой в океане.
Но эти чувства переполняют меня, готовые выплеснуться, и я не знаю, что с ними делать.
— Не было никаких улик, — продолжает он, и его голос срывается. — Только я, моя кровь. У полиции не было никаких зацепок, ничего, на что можно было бы опереться, и я… я не знал, что еще делать.
Я отворачиваюсь и зажмуриваю глаза, из которых течет еще больше слез.
— Эверли, пожалуйста… Что они имели в виду, когда говорили об охоте? Кто был тот другой мужчина, привязанный к стулу?
Он был всем.
И я позволила ему ускользнуть сквозь пальцы, как воде.
— Айзек, — хриплю я. — Его звали Айзек.
Зовут.
Его зовут Айзек. Он еще не умер.
— Он был… — Джаспер делает паузу. — Твоим другом?
Я прикрываю рот рукой, мои плечи трясутся.
— Да.
— Боже… мне очень жаль. Я должен был бороться сильнее. Я никогда не прощу себя за это.
Я оглядываюсь на него, когда его голос наполняется скорбью. Джаспер прижимается лбом к решетке, его хватка ослабевает.
Во мне пробуждается сочувствие. Смахнув слезы, я подползаю к краю клетки и встаю на колени лицом к нему.
— Все в порядке, — шепчу я. — Прости меня. Я не виню тебя. — Мои слова дрожат. Я прикусываю губу, чтобы не разрыдаться. — Все в порядке, Джаспер.
— Нет. Я должен был перевернуть весь этот чертов мир и найти тебя.
Я прислоняюсь виском к прохладной решетке.
— Как мама? И Эллисон?
Он поднимает подбородок, его горло вздрагивает.
— Они справляются. Это было нелегко для всех нас. — Его пальцы сжимают металлические прутья. — Образовалась пустота. Зияющая дыра, которую мы не могли заполнить.
— Ты заботишься о них?
Поколебавшись, он медленно кивает.
— Конечно. — Затем он возвращается к нашему нынешнему положению. — Так вот где они тебя держали? В этой… клетке?
Я качаю головой.
— Нет, у меня была комната. Матрас, туалетные принадлежности. Книги. Я была товаром, и они обращались со мной как с товаром.
Он поднимает на меня глаза.
— Товаром?
— Мои яйцеклетки. Они забирали мои яйцеклетки для какого-то подпольного суррогатного бизнеса.
— Они сказали тебе об этом?
— Нет. Я сама догадалась. — Я облизываю пересохшие губы. — За два года мне было легко собрать все воедино.