— У них появилась зацепка, которая позволяет предположить, что он был в кофейне в тот вечер. Я показал Соммерфилду ее фотографию, и он подтвердил это, сказал, что она была номером девять. — Извинение омрачает его лицо.
Номер девять. Признание по такому нераскрытому делу — это слишком большая удача, чтобы прокурор подвергал его сомнению.
— Черт. — Я сжимаю кулаки, впиваясь ногтями в ладони, что угодно, лишь бы отвлечься от этой ноющей тьмы в груди. — Он лжет.
— Ну, он психопат, такое не редкость. Но как ты это докажешь?
— Им нужно тело. Где ее тело? Ткнуть в фотографию — это не доказательство. — Я пронзаю его взглядом, который может вызвать спонтанное самовозгорание. — Мне нужно ее чертово тело. Где оно?
— Я не знаю, что сказать, Портер. — Он разводит руки в стороны. — Что ты хочешь, чтобы я сказал?
Как бы мне ни хотелось кому-нибудь врезать, он всего лишь гонец, принесший дурную весть. Без сомнения, завтра мне позвонят — официально. Таннер сделал одолжение, предупредив меня.
Никто не убедит меня, что этот псих не сидит за решеткой и не набивает себе цену, чтобы почувствовать свою значимость. Серийные убийцы ведут себя так, будто соревнуются друг с другом за попадание в Книгу рекордов Гиннесса, и он не первый, кто делает необоснованные заявления по нераскрытому делу.
Но разве это имеет значение, в конце концов? В любом случае, ее больше нет. И реальность такова, что я мог бы этому помешать. Если бы был там.
Воздух покидает мои легкие, словно их сжали тисками. Конечности немеют. Шок должен был наступить еще два года назад, но я был занят. Похоже, он наконец-то настиг меня.
Моя голова опускается на руки. Я не могу дышать. Не могу думать.
Это моя вина…
Таннер позволяет мне просидеть так бог знает сколько времени.
— Ты в порядке? — Кто-то легко дотрагивается до моего плеча. Краем глаза я замечаю красную вспышку. Девушка в блестках.
К счастью для нее, моя реакция сейчас такая же быстрая, как патока.
— Не сейчас, Серендипити. Я сам с ним разберусь. — Быстрое предупреждение Таннера делает свое дело, и рука отдергивается, словно она коснулась лавы.
— Она новенькая. Она не знала. — Он бросает на нее взгляд, который красноречивее всяких слов говорит о том, по какой яичной скорлупе она ходит, и поворачивается ко мне. — А ты?
Я?
— Что?
— Ты в порядке?
— Что это за тупой вопрос? — Я выхватываю зажженную сигарету у него из рук, подношу к губам и затягиваюсь так, будто от этого зависит моя жизнь. С первой порцией никотина шок притупляется.
Немного.
— Это обычный вопрос, который друзья задают друг другу, когда слышат что-то неприятное.
— У меня нет друзей.
— А у меня есть. И по непонятной никому причине я выбрал тебя. Смирись с этим.
Меня охватывает ярость.
— Да, ты такой замечательный друг. И все же, когда они решили меня убрать, ты согласился.
Таннер боролся, какое-то время. Но когда в департаменте все пошло кувырком, он согласился, что мне нужно уйти. Он, черт возьми, сказал об этом шефу прямо при мне.
Я не могу ему этого простить.
— Черт возьми, Портер, это было для твоего же блага. Ты был в заднице. — Его рука крепко сжимает бокал. — Сейчас я пытаюсь быть твоим другом. Почему, по-твоему, я здесь?
— Может, ты чувствуешь себя виноватым. Откуда, черт возьми, мне знать?
— Или может, у меня чувство преданности, граничащее с мазохизмом. — Теперь настал его черед гневно сверкать глазами. — Что бы ты ни думал, я забочусь о твоих интересах. И я знаю, что это не одно и то же, но то, что случилось… это сильно ударило и по мне. Ты же знаешь, я любил ее как…
— Ты сказал мне сесть и заткнуться. — Я обвинительно тычу в него сигаретой. — Довериться департаменту. Но они подвели меня, когда я в них нуждался, и выбросили на обочину, когда я разозлился.
Он смотрит на меня так, будто я полон дерьма.
— Нет, я сказал, что больше людей захотят прислушаться к твоим теориям, если ты будешь вести себя спокойно. Мало кто жаждет иметь дело с твоей вспыльчивой задницей.
— Ну, теперь все изменилось, не так ли? — Я кладу руки на стол и наклоняюсь. — Я свободный агент. И, возможно, настало время использовать эту свободу в своих интересах.
— Осторожно. — Его голос понижается. — Когда эти границы размываются, ты переходишь опасную грань. — В отличие от большинства людей, он держит зрительный контакт. Он всегда был одним из тех редких людей, кто не отступал, когда я впадал в ярость. Даже шеф обычно сдавался и позволял мне делать свое дело, какими бы нестандартными ни были мои методы, и я добивался результата. А несколько месяцев назад я дал волю своему гневу на публике, и это нельзя было не заметить.