Мое горло сжимается.
— Я понимаю. Мы все можем начать сначала. — Я грустно улыбаюсь. — Вместе.
На ее красивом лице отражается боль. Острая, физическая боль.
— Вместе, — шепчет она в ответ.
Следующий час мы проводим, наверстывая упущенное, начиная все сначала, рассказывая истории и превращая концовки в новые начинания. На мгновение кажется, что все как в старые добрые времена. Смех прорывается наружу. Слезы радости и заливистый смех. Она рассказывает мне о трех щенках, которых она усыновила, — трио Пеппер, Джек и Чиз. Я пролистываю снимки на ее телефоне, и ее искренняя улыбка наполняется жизнью. Это трогает.
Это то, чего мне не хватало.
Это то, чего я жаждала.
И теперь у меня есть второй шанс.
Наконец-то пришло время жить той жизнью, о которой я мечтала на протяжении двух мучительных лет.
ГЛАВА 31
На четвертый день после освобождения меня будит поток золотистого света.
— Господи, сделай так, чтобы это прекратилось.
— Доброе утро, солнце. — Жалюзи поднимаются до конца, проникая сквозь мои веки, как огонь.
— Твою мать… — Я вытаскиваю из-под головы подушку и бросаю ее в направлении голоса. Девять недель и три дня, проведенные в камере без окон, заставили меня по-новому оценить солнечный свет, но…
— Я тоже рада тебя видеть, Люк. Бодрый, как всегда.
Сестра Ребекка вызывает у меня значительно меньше энтузиазма.
— Солнце только взошло, а я чувствую себя так, будто попал под поезд, — ворчу я. — Моя бодрость впала в спячку. Навсегда.
— М-м-м… — Она отходит от жалюзи и подходит к кровати, поправляя трубку, подсоединенную к моей руке. Пусть моя новая мучительница носит розовый халат и улыбается, но, клянусь, ей тоже нравится заставлять меня страдать. — Как мы себя чувствуем сегодня?
— Мы чувствуем себя так, словно оказались заперты в крошечной комнате с навязчивым человеком, который не хочет оставлять нас в покое… — Почему это кажется знакомым? — Неважно. Я собираюсь снова заснуть. — Я переворачиваюсь на бок — заметьте, я пытаюсь, — но после того, как у меня получается достойная награды пародия на черепаху, завалившуюся на спину, я лежу и ругаюсь.
Моя медсестра стоит надо мной, на ее лице нет сочувствия.
— Когда закончишь пытаться разорвать швы, выпей это. Она кивает на лошадиную дозу таблеток, лежащих рядом с тарелкой яичницы и фруктами на прикроватном подносе.
— И съешь свой завтрак.
После того, как я более шестидесяти дней подряд питался подобными завтраками, доставленными людоедом, я не хочу больше видеть яичницу до самой смерти. Я не делаю из этого секрета.
— Ты садистка, Ребекка.
— А вы — лучик солнца, мистер Таннер. — Подняв кровать в сидячее положение, она устремляется к выходу, одарив вошедшего многострадальной гримасой. Но она быстро превращается в милую улыбку, когда он приветствует ее, демонстрируя свои ямочки на щеках.
Она даже не догадывается, что причиной ее учащенного сердцебиения является настоящий мистер Таннер.
Я закатываю глаза.
— Твое природное обаяние тошнотворно.
— Наверное, это не лучшая идея — заставлять медсестер ненавидеть тебя. — Таннер останавливается возле моей кровати с кожаным портфелем в руке. — Просто говорю.
— Технически, медсестры ненавидят тебя. — Я ухмыляюсь, демонстрируя зубы. — А эта — просто чудовище, не дай ей себя обмануть.
— На самом деле она очень милая, а ты — просто несносный пациент. Я был бы признателен, если бы ты не порочил мое доброе имя, спасибо.
— Такое впечатление, что ты со мной не знаком.
Он поднимает бровь.
Я пожимаю плечами.
— Не знаю, чего ты ожидал, отправляя меня сюда под своим именем… но я сделаю все, что в моих силах.
В данном случае, мне не придется делать ничего.
— Значит, мне следует ожидать, что медсестры начнут проклинать имя Люка Таннера. Понятно. — Он смотрит на нетронутую тарелку с едой и снова на меня. — Как ты держишься?
— Полагаю, это лучше, чем мое предыдущее жилье. — Это все, что я могу ответить ему на данный момент. — Я жив.
Здесь нет цепей, наручников и постоянной угрозы смерти, но я все еще в плену — как в этой кровати, так и в своем собственном сознании. Ублюдок, который ускользнул от меня, живет в моей голове, насмехаясь над моей беспомощностью, в то время как он становится все дальше и дальше. А я тем временем умираю от скуки. Оказалось, что я скучаю по неумолкающей собеседнице из соседней камеры.