и возносит как облако над водой;
всплеск
весла в тишине предрассветных
сумерек
отвечает крадущимся шорохам
тени, от крыла лебединого
всполоха,
звона стремени, потревожено
временем, что водой рассекается
надвое, - только в лодке я
момент удержу настоящего,
что сплыло - за кормой
оставляется, что грядёт –
за излучиной скрыто
и в зарослях, мои мысли
полны соприсутствия –
сокровенно звучащего
близкого,
сопредельно скрещённого
с линией,
по течению времени влитого.
// 19.04.2024.
***
собирается облаком
дымчатый, еле слышный напев, –
возносящего к свету свои лепестки
цветка, сохранившего отпечатки стоп
устало покинувшего его божества,
и надежды
будущего человечества,
опылённого глиной вместе с талантом
ладоней едва ли
познаваемого гончара;
что-то особо важное,
скреплённое воском священных пчёл
вложено в глубину, но не в тело, –
в запах и цвет восходящего
блестящим ручьём
от истока к искомому,
куда все реки текут
и собираются в гурт, обводя
полукольцами русла будущие грехи
и неясные добродетели
заблудившегося в перелеске
стремления куда-то и как-нибудь.
с изнанки божьего замысла
нитки торчат от просчётов,
неведенья, и заведомых перемен
от чего-то к кому-то,
влекомых наитием и романтикой
неустрашимого оптимизма, –
хрупкость листа
предначертана,
нам остаётся только надеяться, что правда –
всегда остаётся
на истинной стороне –
в тысячный раз воскресающего
добра.
// 22.04.2024.
***
цветочный бред,
в распахнутые окна влез
наглейшим образом,
милейшим способом –
как лисий хвост, обняв за шею,
запахом втянулся и прикорнул
на ветке, что качнулась
за тем окном, что к вечеру
проснётся долгожданным светом
и будет источать желание
вернуться, в ключ обратить
гулящую синицу в своей руке
и в скважину замочную
вдохнуть необходимость,
которая идёт шажками птичьими
за шлейфом запахов весны;
не в рифму, вслед
нелинейному сюжету
запутанного трелями в апреле сада
проходит дымный цветопад,
настолько жадный к кратости своей,
что торжествует неприкрыто,
покрывая под собою землю.
я в этот бред впадаю строго по сезону,
читаю черточки невыносимой красоты
святым писанием по смыслу
и чистым полотном по изложенью.
изволь, с весною мы в обнимку
надумаем влюбиться
хотя бы потому что хочется
цитировать красиво - построчно,
на белейшем полотне,
небрежно, рукописно, –
и о тебе, и о весне...
// 23.04.2024.
***
на вдохе защемлённый слог
слагает крылья в треугольник,
заводит тень свою в углы
и опускает полог –
веду и отпускаю речь как полотнище реять,
в свободе выразить себя,
преобразив простор и время –
цвету, слагая ударенья,
сдвигая ритм по настроенью,
вшиваю щедрою душой
речистые значенья, –
так чародейство выраженья
меняет смысл привнесённый
вне, меня меняя как по мановенью, –
и вот, плету домотканую ткань
волшбы и песнопений, свивая
кисло-сладкий троп на языке,
пускаю в свет кораблик как листок,
где строчки в тесноте, но не в обиде –
ни на меня, ни к тем, кто взглядом
их вбирает, и в голове по своему
их собирает, переиначивая мысль и возводя
свои чертоги - лишь только отдалённо
напоминая мой, первоначальный
вручную выращенный смысл.
// 24.04.2024.
***
в сиреневом дыму, как в том хмельном бреду,
где по цепочке прорастающей земли
иду, теряясь с головой
в прозрачности глубин голубизны небес,
а дудочка сама собой пока что тростником
привольно прорастает из реки,
меня до блеска очищая от тоски,
которая накрыла с холодами,
чтобы теперь –
самозабвенно, прыгая в весну,
всё зримое считать невыразимым,
свободно упиваясь совершенством
колеблющихся крыльев красоты
на дрогнущем ветру для каждого радушного апреля;
сиренью дышит май,
наматывая нить на палец с чередой причин,
зачем нам плесть узор, свивая встречи,
разговоры, в любви сближая дали,
и наугад прокладывая вехи
хороших и других примет,
с которыми необязательно считаться,
но с краешку держа в уме, слегка точнее
отлаживать пути сближений,
расхождений, сочетаний черт,
самозабвенно,
с упоеньем прыгая в пришедшую весну.