«Вечер носил обычный характер, барометр показывал «перемену погоды»; в лесу поднимался ветер, и начал падать небольшой дождь: плохие перспективы для сельского хозяйства. По верховой дороге приближался какой-то джентльмен, державший в руке крепкую узловатую палку и сидевший верхом на вполне работоспособном жеребце стоимостью примерно сорок фунтов; на лице всадника застыло деловое выражение, и он насвистывал по пути — предположительно, искал в голове рифмы, — а некоторое время спустя прочитал, удовлетворенным тоном, следующее сочинение:
Ну ладно, пусть не состоялась сделка.
Так ведь сама ж осталась в девках,
Знать, дура: мыслит слишком мелко.
Подумаешь, велика честь!
Ей следовало бы учесть:
Полно девиц не хуже есть.
В этот момент конь провалился копытом в дырку и опрокинулся; его всадник с трудом поднялся; он получил несколько сильнейших ссадин и сломал два ребра; прошло некоторое время, прежде чем он забыл этот неудачный день».
Мы возвратили данный текст, выразив свое глубочайшее восхищение, и попросили, по возможности, придать ему наибольшую степень резкости. Наш друг с готовностью согласился и вскоре представил нам результат, который, как он проинформировал нас, принадлежал «Эмоциональной», или Немецкой школе. Мы внимательно прочитали предложенный текст, испытывая при этом неописуемые ощущения удивления и радости:
«Ночь была дико бурной; ураган неистовствовал по всему мрачному лесу; разъяренные струи дождя рвали стонущую землю. Безудержным галопом вниз напролом по крутому горному урочищу разящей молнией пронесся вооруженный до зубов рейтар; его жеребец рвался под ним бешеным галопом, изрыгая на лету искры из раздутых ноздрей. Сдвинутые брови всадника, вращающиеся глазные яблоки и стиснутые зубы выражали глубокую агонию его рассудка; странные видения маячили в его пылающем мозгу, в то время как с безумным криком он изрыгал из себя поток своей бурлящей страсти:
Огонь и сталь! Надеждам всем конец!
Перевернись в могиле, проклятый мертвец!
Мой мозг — вулкан, душа — свинец!
Ее душа — кремень, а взгляд — шрапнель!
Не смог разбить я сердца цитадель!
Небытие есть мой удель!
Наступила короткая пауза. О ужас! Его путь закончился в разверстой пропасти... Трах! — бах! — ах! — все закончилось. Три капли крови, два зуба и стремя — вот и все, что говорило о том, что здесь встретил свою судьбу безумный всадник».
Тут молодого человека привели в чувство и показали результаты работы его ума; он мгновенно упал в обморок.
Учитывая, что в настоящее время это искусство находится лишь в стадии становления, мы воздерживаемся от дальнейших комментариев в отношении сего чудесного открытия; но голова идет кругом, когда размышляешь, какие невероятные возможности открываются теперь перед силами науки.
Наш друг завершил демонстрацию различными дополнительными опытами, такими как переработка отрывка из Вордсворта в образчик сильной, безукоризненной поэзии: такой же эксперимент был проделан по нашей просьбе с отрывком из Байрона, но бумага сильно обгорела под воздействием пламенных эпитетов, произведенных применением концентрированных реактивов.
И последнее замечание: нельзя ли применить это искусство (мы ставим этот вопрос, взывая к соблюдению строжайшей тайны) — нельзя ли, спрашиваем мы, применить его к речам, произносимым в парламенте? Возможно, это лишь фантазия нашего воспаленного воображения, но мы все равно будем наивно цепляться за эту идею и надеяться на ее осуществление вопреки всему.
ЛЕГЕНДА ШОТЛАНДИИ
Перевод Андрея Москотельникова
Сим предлагаю правдивое и ужасное свидетельство касательно тех покоев замка Окленд Касл, что прозываются Шотландией, и событий, пережитых Мэтью Диксоном, Барышником, и одной Дамы, прозванной бывшими там Безодежной, и касательно того, как случилось, что никто нынче не отваживается ночевать в тех покоях (верно, из страха); все же эти события произошли в дни славной памяти епископа Пруда, и были записаны мною в год одна тысяча триста двадцать пятый, в месяце феврале, в день вторник и в дни последующие.
Эдгар Катуэллис.
В то время означенный Мэтью Диксон, доставив в оное место товары, те самые, что прельстили Милорда епископа, и, приказав разместить себя на ночлег (что и было исполнено, причем он отужинал в охотку), отошел ко сну в одной из комнат тех покоев, что ныне зовутся Шотландией — откуда он и выскочил ополночь с таким громким криком, что всех перебудил, и люди, бегом к тому коридору кинувшись, столкнулись с ним, все еще кричавшим, но тут же ослабевшим и с ног свалившимся.