— Почему опять?
— Ну не опять, так снова… Однажды сотрудники нашего отдела уже занимались подобными бреднями. И ты не хуже меня знаешь, чем это закончилось.
— Намекаешь на печальную участь Бокии и Барченко?
— А то кого же!
— Пошли, проведешь меня до машины.
— Слушаюсь!
— Итак, в самое ближайшее время ты отправишься в Ленинград, — приказно объявил комиссар, толкая ведущую на улицу дверь.
— С-с-самолетом? — испуганно процедил через зубы Ярослав, вспоминая предыдущие свои злоключения.
— Не пугайся, — хмыкнул Копытцев. — Мы учли твои благие пожелания и решили устроить для вас экскурсию по знаменитому Волго-Балтскому пути.
— Вас? — мгновенно ухватился за ключевое слово в его речи Плечов. — Почему во множественном числе? Мне привычней работать одному!
— Это форма обычной вежливости. Жаль, что ты с ней не знаком.
— Но…
— И не спорь со старшими по званию!
— Есть!
— Сначала по воде до Шлиссельбурга, а там видно будет.
— Хрен редьки не слаще… Может, дождемся морозов — и по льду. Испытанным, так сказать, дедовским способом, — взмолился Плечов.
— Насколько мне известно, толщина льда для безопасного прохождения Ладожского озера должна составлять не менее двадцати миллиметров. А такое возможно, только если одиннадцать дней среднесуточная температура будет держаться где-то в пределах минус пяти градусов или же шесть суток минус десять… Так что времени у нас с тобой попросту нет.
— Ты какой факультет окончил? — удивленно скосил глаза Ярослав: о таких познаниях своего начальника он, конечно же, и не подозревал.
— Ясно, что не философский или какой-то иной, где в огромных количествах разводят всяких никому не потребных балаболов-гуманитариев. Мы люди конкретные. Точные. Как наши науки.
— И не физический?
— Нет.
— Тогда, может, ранее упомянутый почвенногеологический?
— Не-а! Будто ты не знаешь: механико-математический! — окончательно вышел из себя обычно невозмутимый Копытцев.
— Вычислил, значит?
— Ага!
— Что ж… Тогда все ясно, — вместо того, чтобы направиться прямиком к машине начальника, Плечов присел на дальнюю лавчонку, расположенную за несколькими рядами протянутых через весь двор на разной высоте множества веревок, на которых уже не было сохнувшего белья (вечер), и жестом предложил своему спутнику сделать то же самое. — Одного не понимаю: откуда вдруг врагам стало известно о предстоящей мне миссии?
— Вот-вот. Наконец-то ты ухватил самую важную нить в этой истории. К чему я и подводил тебя все последнее время. — Алексей больше похвалил сам себя, чем подчиненного (во всяком случае, именно так показалось Плечову). — Теперь попробуй сам очертить круг главных подозреваемых.
— Я, ты и товарищ Сталин, — не задумываясь, самоуверенно протянул Ярослав.
— И…
— Далее без наводящих вопросов мне не обойтись.
— Валяй, как ты любишь выражаться…
— Чем же так важен для нас этот самый Мыльников? — приступил к сути дела разведчик, продолжая размышлять вслух. — Надеюсь, не своими же полу-идиотскими суждениями?
— Нет, конечно. Его дед, кстати, видный представитель Мальтийского ордена в России, был одним из трех царских офицеров, кому было поручено вывезти в Данию огромное множество чрезвычайно важных вещей.
— Например.
— Иконы "Спаса нерукотворного образа", ранее хранившиеся в одноименной церкви Зимнего дворца, некоторые таинственные символы монархической власти и даже кое-какие общемировые ценности, христианские святыни, список которых я пока не имею права разглашать.
— Как же я их тебе достану в обстановке такой повышенной секретности? — обоснованно засомневался в успехе столь непредсказуемого мероприятия тайный агент. — Поди туда, не знаю куда… Принеси то, не знаю что…
— Придет время, сам все поймешь, — наставительно изрек Копытцев. — Сориентируешься… По ходу дела.
— Понял. Только на хрен нам вся эта религиозная шелуха? — по-прежнему возмущался Плечов.
— Не знаю. Впрочем, не она определена первоочередной целью, а обычная канцелярская папка начала двадцатого века, на которой чьей-то заботливой рукой (поговаривают: последнего российского самодержца!) выведено красным карандашом и подчеркнуто всего два слова: "Русский код". Хочешь по секрету?
— Естественно!
— По моим данным, материалы, собранные в ней, принадлежат самому Михаилу Васильевичу Ломоносову.
— О… Это интересно!
— Еще бы.
— В общем, озадачил ты меня, братец, как говорят, по полной программе.