Я вздохнул – ну не люблю я насилие. Кто-то называет это буддизмом, а я - живи и дай жить другим, даже если они не живут.
- Кто ты такой? – Заверещал испуганный главарь, оставшись один, срывая с шеи крест и тыча мне в лицо, царапая кожу; видя, что выстрелы не причиняют мне никакого вреда.
- Тот, кто не любит нарушителей тишины и чудесного времяпрепровождения. – Почесав зудящий висок, из которого каплями стекала кровь, я подошёл к нему так близко, что почуял запах обмоченных портков и брезгливо сморщил нос. – И хватит тыкать в меня этой штукой, не поможет. – Одним резким движением я свернул ему шею, бережно уложив тело на землю.
- Что же делать? Ох, придётся поработать внеурочно, - усмехнулся я – моя работа и так была, в основном, ночью. Дирекция городка привыкла к такому моему графику и тихо радовалась педантичному, а главное – бесплатному сотруднику. Денег мне не надо, еды – так организм не требует, одежду – и ту могу получить, когда приезжают новые жильцы, правда, за последние десятилетия происходило это всё реже и реже. Я присел на камень, отмечавший место бывшей могилы Шевченко.
- Ну вот, испортили мне спортивку. – Пожаловался я Туме. - А новых жителей привезут совсем не скоро, - бормотал я, принимаясь за работу, - и кровь пустили, хоть и не больно, но восстанавливаться она будет долго, и шкурка нарастет не скоро, - сетовал я, пригорюнясь. - А машинку надо бы увезти. И утопить. Стоит тут, вид портит и настроение, - пробормотал я, выкапывая в нескольких местах могилы для вновь почивших в бозе. Умело закопав тела и утрамбовав землю, я приладил сверху дёрн и мох, и сел в автомобиль, не забыв прихватить облизывающуюся и довольную Туму – я отбил её когда-то у стаи пришлых собак. Обычно мне безразлично, что происходит в мире живых – хоть людей, хоть животных, но что-то растрогало моё давно остывшее сердце в этом маленьком… Скосив глаза, я посмотрел на центнеровую тушку выросшей подруги. Она удобно расположилась на кожаных сиденьях сзади и яростно выгрызала блоху. Так вот, на тот момент она была маленьким скулящим комочком, наверное, сто раз распрощавшаяся с жизнью, потому что собак этих боялись даже наши копатели.
- Так, повернуть ключ… Сцепление… – Бормотал я. Зверюга отозвалась нежным урчанием и мы поехали. Выехав за пределы городка, я остановился не заглушая двигатель, и вышел, чтобы хоть чуть-чуть подправить ворота; кое-как их закрыв и прыгнув за руль, двинулся в сторону Кронверского пролива.
***
И снова они – воспоминания.
Семнадцатый век – вроде бы уже и просвещённые люди, но такие суеверные. Одним прохладным утром я не проснулся, и родичи решили, что я умер. Похоронили меня в сырой земле, спасибо, что не сожгли и что неглубоко зарыли. Знаете, каково это – очнуться под землёй? Не очень классное ощущение. С трудом выкопался, пошёл домой, а там меня с вилами и факелами встретили, крича:
- Умертвие! Умертвие!
- Да какое ж я умертвие – вон он я – живучка!
- Изыди! – Тыкали в мою сторону вилами тёмные люди, среди которых был и мой отец, но не протыкали, видимо, боялись возможного проклятия. Что ж, я ушёл на всех обиженный. Путь мой, как выяснилось потом, пролёг на север, где в Олонецком уезде обрёл я некоторый покой. Там никто не обращал внимания на мою бледную кожу и местами странное поведение. Я сутками напролёт бродил по местным посёлкам, впитывая культурные и иные обычаи, пока в один из дней ко мне не подошёл старейшина деревеньки и, по совместительству, местный колдун:
- Ингер, ты хороший человек, но мне кажется, тебе пора идти. – Андаму упёрся на свой искусно изукрашенный посох, – Нам всё равно, но твой путь ещё не пройден. Иди в Питербурх, - с трудом выговорил он, - там твоя сила и упорство пригодятся.
- Питербурх? – Заинтересовался я.
- Да. Большой город будет. Тебе там будет лепо. – Я вздохнул – лениво, но схожу.
Долго ли, коротко ли я шёл, наблюдая за сменами времён. Белых мух я любил больше всего – мог идти круглые сутки, а в солнечно-жаркую погоду я прятался. В Питербурхе мне понравилось – темно, сыро, а главное – прохладно; устроился каменщиком за несколько грошей в день, что устраивало как меня, так и подрядчика. Много лет я работал по всему городу, изучил кучу профессий и успел перезнакомиться с таким количеством людей, что диву даёшься. А когда мне захотелось спокойствия – я устроился на Смоленское кладбище, где ко мне отнеслись тепло и разрешили там жить.
***
Заехав на косу Канонерского острова, я вылез из машины, выпустил собаку, и направил «Гелендваген» в воду, побулькивая, он уходил всё глубже, а Тума носилась по берегу, весело гавкая и облизывая меня.
Эх, не попрощался я с жильцами. Наверное, скучать будут. А возвращаться мне нельзя теперь – кладбище взяло свою жертву. Конечно, это должно было случиться – рано или поздно. Так всегда происходит. Буду искать новое место. С этим проблем быть не должно. Даже знаю, куда мы пойдём – вокруг Петербурга ещё столько неизведанных мной мест. И впереди так много обычных, но интересных дней.