— Не перечисляй, не хуже тебя всех знаю. Эти-то истинные гвардейцы. Потерпи, комиссар, придет время — и мы с тобой в гвардейский строй встанем. А пока бить надо нечисть фашистскую, бить, чтобы перевелась эта лихоманка.
16
Вечером комдив, выполняя боевое распоряжение командующего армией генерала Подласа, выехал к своему соседу — комдиву 1-й гвардейской генералу Руссиянову. Иван Никитич встретил Родимцева как радушный хозяин. В просторной рубленой хате было тепло, уютно, на столе, где лежала карта боевых действий, примостился чугунок с картошкой и крынка парного молока.
— Здорово, здорово, сосед, — протянул левую руку Руссиянов. — Давно хотел познакомиться, да вот не сподобился раньше…
— Зацепило? — показал глазами на забинтованную правую руку Руссиянова комдив.
— Заживет.
Плотный, широколобый Руссиянов широкими шагами мерил просторную хату.
— Боевое распоряжение командарма знаешь?
— Наступать в направлении Крюково — Русаново.
— Разнести в пух и прах противника, ворваться в город Щигры, — улыбаясь, закончил Руссиянов. — Это я тоже помню. Ну, а как выполнять будем, ведь доложить об исполнении приказано в ближайшее время?
— У нас две дивизии, — и Родимцев как-то по-юношески выбросил перед собой два пальца правой руки.
— Две-то оно две, да вот немцев побольше. Притом одна дивизия у них танковая. Голыми руками не возьмешь.
Оба комдива задумчиво склонились над картой. Год тяжелой, кровавой войны многому научил их. И особенно ценить каждого солдата. Потрясенные зверствами фашистов, они рвались в бой, бесстрашно, не щадя жизней. Да и чего греха таить, другой раз гибли безрассудно. Большие потери понесли обе дивизии. А сколько еще впереди? Кто ответит? Может быть, они, генерал Руссиянов и полковник Родимцев — дети батраков, пришедшие в армию, как говорится, от сохи? Поймут ли их потом те, кто вырастет после войны без отцов? Да, огромные потери понесли дивизии, но война есть война. И пусть не думают, что у закаленных в тяжелых боях генералов очерствело сердце, что они не помнят оставленные братские могилы. Нет, у них, как и у всех, разрываются сердца, когда над свежезасыпанными могильными холмами гремят прощальные выстрелы однополчан. Может быть, генералы просто научились сдерживать свои чувства. Сдерживать до поры до времени. Вот и сейчас, разрабатывая операцию по взятию Щигров, они непроизвольно думали о том, как обойтись малой кровью, сделать все, чтобы уберечь личный состав от тяжелых потерь. Впрочем, разве пуля выбирает, кто перед ней, генерал или рядовой? И кого завтра боевые друзья будут опускать на плащпалатке в братскую могилу: взводного или командира дивизии?
— Ну, так что делать будем? — торопил Руссиянов.
— Да был у меня один случай, Иван Никитич, — улыбнулся Родимцев.
— Ты меня случаями не корми, сыт я ими по горло.
— Да, может, такого не было. Приказали нашей дивизии высоту одну взять, шайтан ее побери. Несколько дней бились, сам начальник штаба в атаку водил. Почти целый полк полег. Обойти бы ее, а начальство настаивает.
— Было и у меня такое, — мрачно покосился на карту Руссиянов.
— И вдруг нежданно-негаданно, — спокойно продолжал Родимцев, — звонят мне из штаба армии и поздравляют со взятием высоты, ставят новую задачу.
— Как же ты высоту эту взял? — заинтересовался Руссиянов.
— В том-то и дело, что у немцев она была. Ретивый командир поторопился перед начальством выслужиться. А мне каково? Сообщаю, что ошибка произошла, высота не наша, а меня обвиняют в незнании обстановки.
— Вывернулся? — заинтересовался Иван Никитич.
— Кое-как выехал на место, вызвал к себе ретивого командира. Тот на вороном жеребце примчался, на затылке кубанка заломлена, вороной чуб.
И Родимцев стал рассказывать, как проучил не в меру ретивого командира.
— Бери бинокль, — говорю ему.
Тот взял, подвел к глазам.
— Что видишь?
— Высоту.
— Ну и как она поживает?
— Тихо…
— Говоришь, тихо. Наша, значит, высота. Так вот, давай в седло и галопом туда. А я посмотрю, как ты проскачешь.
Побледнел завравшийся кавалерист от такого приказа, но все же пошел к своему жеребцу. Поправил удила, достал пистолет из кобуры.
— Отставить, — остудил я его пыл. — Но запомни на всю жизнь: каждое лживое слово на войне, торопливость — человеческие жизни.
Рассказал свою историю комдив и предложил Руссиянову план взятия Щигров. Комдивы сошлись на том, что соединят вместе оставшиеся у них расчеты «катюш» и врежут по скоплению частей гитлеровской танковой дивизии.