— Штаб бомбят, — сквозь нарастающий гул разрывов услышал комдив надтреснутый голос адъютанта.
— Да уж, конечно, не за нами прилетели, гады, хотя по пути и нам отвалить могут, — чертыхнулся комдив.
И не успел он договорить, как рядом с ними, в той стороне, где лежали их попутчики, к небу взметнулся огромный столб песка, какого-то щебня, перед глазами полыхнула гигантская молния, а затем по земле застучали комья земли, щебень, заохали осколки.
Едва самолеты улетели, комдив осторожно выглянул из своего укрытия и, убедившись, что можно продолжать путь, выполз из воронки. За ним поднялся офицер. Окликнули солдат, но из соседней канавы, чуть присыпанной песком, никто не отвечал.
Связной из штаба лежал ничком, правая нога его была неестественно вывернута, вместо руки кровоточила зияющая рана, в зеленой каске торчал длинный, узкий осколок. Боец охраны, по пояс засыпанный песком, лежал навзничь, обратив открытые глаза в небо. В руке он крепко сжимал автомат.
— Лишились мы своих телохранителей, — тяжело вздохнул адъютант.
— И похоронить даже не можем.
Неожиданно боец охраны шевельнулся, раздался тихий стон, из уголка приоткрывшегося рта поползла темная струйка крови.
— Куда тебя, милый? — присел комдив, осторожно шевеля за плечо раненого.
А тот только широко открывал рот, словно ему не хватало воздуха, и мутными, невидящими глазами обводил округу. Потом попытался встать. Но едва комдив с адъютантом помогли ему подняться, зашатался и снова тяжело опустился на землю.
— Контужен он тяжело, товарищ комдив.
— Вижу. Вот что, уложи его поудобней, прикрой вон той веткой — и в штаб.
Адъютант недоверчиво посмотрел на командира.
— Выполнять команду, быстро и без антимоний. — И потом, смягчившись, добавил: — Пришлем мы за ним, лейтенант, обязательно пришлем — четыреста метров осталось до штаба, сейчас наши жизни не только нам принадлежат.
6
Штаб армии нашли довольно быстро. У входа, хорошо замаскированного, их остановил строгий окрик:
— Стой! Кто идет?
Комдив назвал себя.
— Документы!
Человек военный, прошедший огненными дорогами не одну сотню километров, Родимцев не удивился такой пунктуальности часового. Более того, в душе даже порадовался, что в сложной, нервной обстановке, в штабе армии строгий воинский порядок, спокойствие, никакой паники.
Внимательно проверив документы, часовой вызвал провожающего, и тот повел прибывших в штольню. Это было огромное подземелье, со своими мини-улицами и переулками, многочисленными комнатами-сотами. Сделано оно было заблаговременно, надежно, как поговаривали, московскими метростроевцами. Но в те короткие минуты, пока шли в приемную командующего, полковник понял, что здесь, как и у него, с воздухом плоховато, дышать тяжело. «Молодцы, что не ушли на ту сторону Волги», — подумал Родимцев. Ведь по всем воинским канонам штаб армии не мог располагаться в пятистах-шестистах метрах от передовой линии. А Чуйков, вопреки всем нормам, остался.
Да и о каких нормах могла идти речь, когда шла война не на жизнь, а на смерть. А разве мог Родимцев предположить, что и его штаб дивизии разместится в ста метрах от боевых действий полков, батальонов, что штаб одновременно будет служить и передовым наблюдательным пунктом.
— Пришли, товарищ полковник, — прервал мысли Родимцева сопровождающий молодой лейтенант. — Сейчас доложу командующему, посидите здесь.
И не успел комдив толком оглядеть приемную, как дверь распахнулась, на пороге появился знакомый лейтенант: «Командующий ждет вас, товарищ полковник».
Родимцев решительно вошел в земляной кабинет командарма. Посреди штольни стоял большой деревянный стол, на нем огромная карта города, с потолка свисала довольно яркая лампочка, освещавшая помещение. «Так вот он какой, Чуйков, — пытливо взглянул комдив в лицо командующего, — коренастый, широкоплечий, движения резкие, за которыми прослеживался характер уверенного в себе человека. Мощный волевой подбородок, огромная непослушная шевелюра волос. Вот только глаза усталые, — видно, давно не спал».
— С прибытием тебя, Родимцев, — приветствовал генерал Родимцева. — Рассказывай, как прошел день, как наступать собираетесь.
Родимцев обратил внимание, как командующий сделал ударение на слове «наступать», и понял, что тот не шутит, что пришли они на правый берег Волги не обороняться, а наступать. Он доложил, что дивизия силами первого батальона захватила и удерживает железнодорожный вокзал, что два других батальона 42-го полка захватили ряд центральных улиц, что 34-й полк наступает в сторону сталинградских заводов.