На следующий день недалеко от переправы, в хорошо защищенном огромным скатом овраге построил комдив новобранцев. Вот они стоят перед ним — парнишки семнадцати — восемнадцати лет. «Небось и побриться ни разу не успели», — полковник медленно шел вдоль строя молодых новобранцев, пристально вглядываясь в их лица. А они, эти ребята, выросшие на берегах Волги, мечтавшие стать учеными, конструкторами, инженерами, рабочими, журналистами, широко открытыми глазами смотрели на того, кто обходил их строй. Не таким представляли они увидеть легендарного комдива 13-й дивизии Родимцева, имя которого почти каждый раз передавалось в сводках Информбюро. Ребята ожидали увидеть двухметрового гиганта, в генеральской форме с красными лампасами, с пистолетом на ремне, в фуражке с золотой кокардой. А перед ними ходил небольшого роста, коренастый человек и задумчиво, как-то хитровато щурил карие, уставшие глаза, человек в солдатском бушлате и в солдатской потертой пилотке. И совсем уж парней смутило, что комдив держал на руках обыкновенную серую кошку.
«И что я с ними делать буду? — удрученно казнил себя комдив. — Им бы за партой сидеть, а мы их в такое пекло». Обойдя строй, он остановился у правого фланга, бережно передал кошку ординарцу, не спеша расстегнул солдатский бушлат, потянулся в карман за «Казбеком». Стоявший против него высокий, худощавый парнишка неожиданно вытянул вперед длинную тощую шею и весь подался вперед. Глаза его широко, изумленно застыли на груди полковника. Родимцев даже опешил:
— Тебе что, плохо?
— Покажите, товарищ командир, — как-то по-мальчишески вымолвил новобранец.
— Чего тебе показать, кино, что ли, как немцы наступают?
— Звезду покажите.
И тут командир понял: когда он расстегнул бушлат, «пацаны», стоявшие перед ним, увидели на гимнастерке Золотую Звезду Героя, ту самую, которую он получил за бои в Испании.
— Я тебе что, картинная галерея, чтобы меня разглядывать?
— Покажите, покажите… — послышались вначале робкие, а затем более настойчивые просьбы из строя новобранцев.
— Да покажи ты им, Александр Ильич, — тихо шепнул только что прибывший в дивизию комиссар Вавилов.
И недовольный, что ему приходится заниматься каким-то непривычным делом, Родимцев развернул полу бушлата. Комиссар увидел, как заблестели глаза молодых бойцов, в трудную минуту вставших на защиту Родины. Еще бы, перед ними стоял самый настоящий, живой Герой Советского Союза, с орденом Ленина, двумя орденами Красного Знамени.
— Вот это да! — раздался восхищенный возглас из строя.
— На этом хватит, — снова посуровел взгляд комдива. — Бои предстоят тяжелые, слишком тяжелые. Верю — вы не дрогнете…
Комдив снова пошел вдоль строя, расспрашивая новобранцев, кто где проходил военную подготовку, из какого оружия может стрелять. В этот же день бойцы из добровольного отряда были распределены в подразделения дивизии.
Возвратившись к себе, Родимцев принялся изучать оперативную карту, которую составил начальник штаба. Он медленно водил карандашом по карте, шепча что-то под нос, время от времени отхлебывая из кружки остывший чай. Вошел ординарец, стал настойчиво предлагать поужинать. Комдив вначале отнекивался, а затем согласился:
— Неси свою тушенку, только хлеба хоть немного достань.
Но не успел мигом обернувшийся адъютант поставить на стол горячую миску, как в штаб вошла любимица дивизии сандружинница Маша Боровиченко.
— Товарищ полковник, — взволнованно начала она, — там к вам какой-то раненый просится, буянит, отказывается в госпиталь, о каком-то донесении бубнит.
— Разберись, — устало приказал Родимцев адъютанту. Но тут же изменил решение: — Или нет, давай его сюда.
Через секунду в штаб протиснулся в оборванном, испачканном обмундировании, огромного роста, косая сажень в плечах красноармеец. Голова и правая рука были у него забинтованы. Вошедший еле стоял на ногах, его покачивало. По команде полковника адъютант усадил вошедшего на самодельный табурет.
— Из роты Кравцова я, младший сержант. С донесением к комбату Федосееву.
Последние слова заставили комдива подняться.
— Давай, — только и выдохнул он.