За два дня до Нового года в Грозный приехал старший прапорщик Бондаренко и вручил мне письмо от Анюты, а на словах передал: «Смотри, Андреев, не обижай Нюрку! Руки оторву!..» Прочитав письмо, я быстро написал ответ, положил в тот же самый конверт, вложив туда и текст накануне написанной песни «Грешник», приписав, что хотел бы с бэк-вокалом в исполнении Анютки записать эту песню, мотив которой пока ещё только вертелся в голове. А ещё ниже я приписал: «Милая Анюта, я постоянно вспоминаю тебя, как мы с тобой целовались!.. Поздравляю тебя с наступающим 1995 годом! Желаю всего самого-самого!.. Здравия и счастья, света и тепла, добра и любви! И поступить в Новом году в ВУЗ. Остальное - при встрече!» На конверте я нарисовал рожицу. Заклеивать конверт было нечем, но Бондаренко заверил, что он не будет читать моё послание:
- Не боись, Андреев, не прочитаю! Письмо будет доставлено точно по адресу и лично вручено соответствующему адресату, - тут он сделал серьёзный вид. А потом с улыбкой добавил: - Я Снеговиком-почтовиком буду. Жень, ты... это... постарайся уцелеть в этой заварухе! Слышал я случайно, что завтра начнётся штурм города и президентского дворца. В общем, желаю тебе жить долго, хлопче! А теперь передам тебе от Нюры подарки - влажные салфетки. Появились на большой земле такие... По одной вытаскивай из пакетика и запечатывай снова, чтобы быстро не высохли. Ещё вот коробочку монпасье просила передать. И её фото... А от меня тебе лично - бутылочка «Нарзана».
Бондаренко ушёл. Я разглядывал такое милое Анюткино лицо, снятое в пол-оборота. У меня комок стоял в горле. С цветной фотокарточки на меня смотрели глаза чайного цвета. Ёлки-палки! У неё же и фамилия под стать цвету глаз. Я улыбнулся такому совпадению. Стало легче. Это был дорогой и своевременный подарок. Перевернув фото, я прочёл: «Любимому моему Женечке от Аннушки на долгую-долгую память! 27.12.94 г. Здесь я - во время отпуска в своей станице в Краснодарском крае. Правда, много красного цвета, но это лучше, чем много серого. Целую тебя сто тысяч раз!!!» А в письме она меня поцеловала десять тысяч раз. На моём лице сама по себе расплылась предовольная улыбка.
Фото Анюты я бережно вложил в военный билет, хранящийся в кармане у сердца. Там же лежало пока что нераспечатанное письмо из дома. Вскрыв конверт, я глянул на дату: оно было написано 20 ноября, как раз в день моего рождения. Долго же оно до меня добиралось!.. Бабушка желала мне сибирского здоровья, кавказского долголетия, невероятной любви и всяческих успехов. Дед приписал: «Падая в грязь лицом, оставайся Человеком!» Я про это письмо уже знал, так как из Омска звонил домой и разговаривал со стариками минут двадцать из переговорного пункта. Ну, в грязь лицом я пока не падал и, надеюсь, что не упаду! Я прикрыл глаза, и тут же возникла как на экране картинка: Анютка сзади обняла сидящих за столом бабушку и дедушку, и все улыбаются мне. От такой идиллии у меня потеплело на душе. Боже, как же холодно в палатке!.. После глотка «Нарзана» сушь в горле исчезла. Хорошо!..
И тут же вспомнились знакомые ребята, погибшие в Долинском. А Витька, мой лучший друг Витька Горьков, был ранен второй раз за последние полтора месяца. Его ранение произошло на моих глазах. Мы ворвались в один из дворов, в котором после шквального огня уже никого не должно было остаться в живых, но по нам ударили из нескольких мест автоматные очереди. Витьку в левую ключицу прошило насквозь... После уничтожения всех боевиков Витька сокрушался, сможет ли он играть на музыкальных инструментах, и поступит ли теперь в военное училище... Вот чудак! Главное, что жив остался! Остальное - мелочи жизни!.. Его отправили вертолётом с другими ранеными в Моздокский госпиталь. Хорошо, что в нашей группе захвата был толковый санитар, который и оказал ему своевременную первую медицинскую помощь. Некоторых ребят из зон обстрела так и не смогли вовремя достать...
Глава 8
Прямо с утра 31 декабря начался «предновогодний вечер» - штурм города. В результате долгого артобстрела на улице и в домах оказалось очень много раненых и убитых гражданских жителей, в том числе славянского населения. Я знаю, что жителей через громкоговорители предупреждали о возможных последствиях и предлагали покинуть город, и назывались места сборов в эвакопунктах... Многие не поверили, что штурм города вообще возможен как таковой... Красной нитью прозвучавшего с утра приказа о штурме проходило взятие города до наступления темноты, а точнее - до 18 часов. Но не тут-то было... Сплошная неразбериха, смешение родов войск и частей, множество сгоревшей на улицах города нашей техники (танков, БМП, БТР и грузовых автомашин) лишь удручали сложившуюся картину. На моих глазах сгорели несколько человек, не сумевших вовремя покинуть технику, а мы им не смогли помочь из-за плотного обстрела. Уже после обеда у многих не работали носимые радиостанции. О том, что творится в этом городе, можно было догадываться только по тому, что видел собственными глазами, и слышал собственными ушами, в том числе по звукам неутихающих перестрелок со всех сторон.