-Прости, братишка! Потом тебя вытащим.
Переглянувшись с Абдуллаевым, мы помчались в трёхэтажный дом, из которого весь двор, по нашим прикидкам, будет виден как на ладони. Да и стены там толстые. Много старых вековых деревьев рядом с этим домом... Стометровка была ещё та!.. На ходу Абдуллаев крикнул, что в доме, кажется, остался всего один боевик. Да! Я уже успел заметить его удивлённое лицо на втором этаже в одном из окон. Он не успел воспользоваться автоматом. Не ждали?! А мы - уже здесь! Вбежав в подъезд, мы затаились. Знаками я показал Абдуллаеву, в какой квартире находится наш враг. Абдуллаев хищно улыбнулся: «Пусть живёт!.. Но не долго!» На первом этаже все входные двери были выбиты, наверное, гранатами, и валялись как попало в коридоре. Очень тихо мы поднялись на второй этаж. Тут двери во всех квартирах были на местах, наверное, потому, что они, в отличие от первого этажа, были металлическими, но именно в нужную нам квартиру входная дверь была открыта настежь (или - не ждали, или - ждут?!..). Абдуллаев вынул чеку и бросил гранату в квартиру... Дверь чуть не вынесло, нас обдало клубами штукатурки и пыли... Из квартиры раздался стон...
Отряхнувшись, Абдуллаев улыбнулся и шёпотом сказал:
-Щас посмотрим, что там... Меня Ахтям зовут. ДМБ - май 95. Из Башкирии я. Уфу знаешь? (я утвердительно кивнул). Так вот я - не из Уфы, а из города Октябрьского. Можешь называть меня Башкиром». В ответ и я шёпотом представился: «Андреев Женя, из Москвы, осень 95». Ахтям кивнул: «Ну, что поглядим? У меня ещё несколько гранат есть... Насобирал во дворе... Если что, старайся под взрывную волну не попадать...»
Второй гранаты не понадобилось. Заглянув в первую комнату слева, мы увидели в клубах оседающей взвеси извёстки и тротилового дыма корчившегося в судорогах боевика. Осколки здорово его посекли, да и ударился он головой о батарею прилично. Я впервые так близко видел ещё живого врага. Его даже стало жалко от предсмертного стона в наш адрес: «Помогите!..» И он тут же ушёл в мир иной... На всякий случай я проверил у него пульс: «Нет, не бьётся!» Мы с лёгкой завистью ощупали зимний тёплый камуфляж убитого с начёсом изнутри... Да уж, Бондаренко с Анюткой нам такие, наверное, никогда не выдадут!.. Нету такого обмундирования на довольствии в нашей армии. Чёрная вязаная шапочка с прорезями для глаз тоже была для нас в новинку. Снабжают боевиков из заграницы неплохо. Вон, и зимние берцы с мехом у него, не то, что наши кирзовые полусапоги, в которых неудобно бегать... Обидно за нашу доблестную армию!
Вдруг мы услышали из глубины квартиры шевеление и мычание, что заставило нас насторожиться. Ахтям держал наготове гранату, но я покачал головой, как бы говоря: «Не торопись бросать». Осторожно заглянув в ещё две комнаты и кухню, в самой дальней комнате мы увидели неожиданную картину: к кровати была привязана за руки и за ноги женщина лет 40-45. Во рту у неё был кляп из чулка... В глазах её стоял ужас, но при виде нас, эти большие чёрные глаза взмолились о помощи. Женщина была абсолютно обнажённой. На ногах, животе и лице у неё были белые засохшие пятна. Увидев нас, она начала извиваться змеёй. Мы с Ахтямом застыли, как окаменевшие. Он испуганно на меня посмотрел и отрицательно замотал головой, мол, боится к ней притрагиваться... Мне стало ясно, что Ахтям, как и я, впервые видел так близко живую раздетую донага женщину. Не по телевизору, не по видео, не на пляже или в бассейне, а при таких необычных обстоятельствах.
В комнате стояла жуткая вонь от испражнений. Зажав нос, я шепнул Ахтяму, чтобы он пока, остерегаясь, осмотрел другие квартиры на этаже, а сам, поглубже вдохнув в сторону (как будто там чище воздух), медленно подошёл к пленнице. Единственным прикрытием наготы можно было считать сбившуюся в комок у её подбородка простынь. И матрац, и простынь были сырыми от испражнений пленницы. Сощурившись, чтобы не смотреть на выделяющиеся интимные места, я расправил мокрую простынь, которой прикрыл белое женское тело, после чего стал разглядывать узлы. Мда!.. Бельевая верёвка впилась в опухшие запястья и в щиколотки ног. Придётся резать... Но резать надо очень осторожно! Успокаивая женщину какими-то словами, я кое-как, стараясь не поранить кожу, надрезал верёвки, и только после этого вынул кляп из её рта. Мне не хотелось, чтобы она случайно закричала и привлекла к нам лишнее внимание. Она всё поняла и лишь стонала. Из её глаз текли слёзы. Но и после вынутого кляпа она не сразу смогла заговорить, так как в горле у неё пересохло.