-Терпи, терпи, миленький! Скоро уже приедем... - я почему-то приревновал её за эти успокаивающие слова, а потом внутренне усмехнулся: «Раз ревную, значит, не всё со мной и плохо!». Второй раз я усмехнулся, сравнив её с медсёстрами на поле боя во время Великой Отечественной войны, кадры их фильмов и хроник которые неоднократно я видел на экранах. Только там все медсестрички были моложе солдат, а у нас - наоборот.
Тряска была ужасная; машина то набирала ход, то вдруг резко тормозила, то делала немыслимые виражи. Моё тело и голова стукались об пол и о сапоги одного из сидевших на скамейке бойцов. Сквозь развевающийся полог тента и окошки проникал дневной свет. Стрельба в городе не утихала - выстрелы слышались буквально со всех сторон. Ну, хоть по нам прицельно не стреляют!.. Под миномёт бы не попасть - от мин не скроешься... «Когда же мы приедем?! Капризничаю, однако!» - усмехнулся я своим мыслям. «Надо взять себя в руки!.. В руку!.. Сука!.. Назад её не пришьёшь... Ха-ха-ха! Каламбурчик... Вот бы пришить мою руку на «зад»!..» Скачущие в голове мысли всё-таки отвлекали от ужасной езды и болей во всём теле, особенно от неприятных болевых ощущений в руке и щеке. «Эх, было лучше, когда я находился в отключке! Не замечал ничего... Надо попробовать ещё уснуть!..» Да где там! Попадание колеса машины в ухаб резко подбросило всех находящихся в кузове, вызвав непроизвольные стоны раненных и матерки сопровождающих бойцов; лишь только трупы промолчали...
Меня вдруг как током прошила мысль: «Кончилась твоя везуха, Женька». И тут же ехидный голосок моего «второго я» проявил себя: «Хи-хи! Тебе сколько раз везло?.. Ты ведь получал знаки свыше, да не прислушался к ним». Первое моё «я» стало оправдываться: «Да некогда же было прислушиваться. Можно было только забиться где-нибудь в ванной или в кладовой, где отсидеться, трясясь от страха». «Тогда - не возникай!» «Я и не возникаю. Ранен - не убит!» «Невезучий ты у меня, Женька». «Есть маленько». От этого внутреннего спора с самим собой мне немного полегчало не только на душе, но и боли от ранений стали не такими уж невыносимыми, будто мне сделали анестезию.
Я слегка приподнял голову. Моя раненая рука была притянута к моему животу какой-то красивой простынёй с красными маками... Ан нет! Это пятна крови так разрисовали простыню. Опять стало грустно! И очень обидно! И жаль себя! Жаль, что накрылось медным тазом моё поступление в «военку» - туда безруких не берут; жаль, что не смогу пальцами левой руки зажимать струны гитары; жаль, что я теперь стал неполноценным; жаль, но придётся также расстаться и с Аннушкой... И ещё много-много всякого жаль, о чём пока даже и думать не хочется!..
Всяким мучениям обязательно приходит конец. Вот и мы, наконец-то, куда-то приехали. Из кабины машины кто-то выпрыгнул и басом закричал: «Санитаров с носилками сюда! Двое двухсотых, трое трёхсотых тяжёлых, и четверым трёхсотым помочь дойти. Лебедев, ядрёна карамель, чего стоишь куришь?! Бегом сюда, одноглазый чёрт!
Полог тента откинулся, и в глаза ударил яркий дневной свет; пришлось зажмуриться. Как только открылся задний борт, тут же в кузов заглянуло весёлое усатое лицо полноватого красномордого мужчины:
-Приехали, хлопчики! Тут, в эвакопункте, вас подремонтируют немного, а запчасти, кому надо, поставят в других госпиталях - на Большой Земле. Я - старшина эвакопункта старший прапорщик Бондаренко, прошу, пусть и не любить, но жаловать!
Вот так даже?! Братья, что ли с нашим Бондаренко? Хотя - совершенно не похожи. Однофамильцы, скорее всего. Но меня чуток это совпадение подбодрило, и я проникся к нему симпатией. На моё здоровое правое плечо легла рука Авроры:
-Всё будет хорошо, Женя! Если меня возьмут, то я при этом госпитале и останусь. Думаю, им врачи не помешают. А не возьмут - дальше поеду. В свой дом всё равно уже не вернусь. Собрала две сумки самого нужного, документы да фотографии... Всё остальное - наживное. Жень, я не забуду эти дни и эту ночь!.. У тебя всё будет хорошо! Ты молчи, молчи! - видя, что я хотел что-то ответить, опередила она меня. - Потом наговоришься! - она улыбнулась доброй улыбкой.
Когда из кузова вынесли троих, лежащих ближе к выходу, вновь заглянул Бондаренко:
-Аврора, давайте, помогу Вам и провожу к начальнику госпиталя. Он сегодня после суточного дежурства. - Прапорщик басом крикнул одному из бойцов: - Люсин, ядрёна карамель, помоги женщине-врачу сумки донести до начальника, а тут и без тебя справятся!
Боец Люсин, довольно хмыкнув, вытащил из-под сидений две толстых сумки с вещами Авроры, и ловко спрыгнул с машины. Я же подмигнул сразу двумя глазами Авроре, мол, всё будет хорошо, и попытался улыбнуться правой здоровой щекой. Аврора, пожав мою правую руку, тоже улыбнулась мне в ответ, после чего шагнула к краю кузова. Усатый Бондаренко с довольной улыбкой, подхватив её под мышки, помог приземлиться. Они были примерно одного возраста.