Больше Аврору на этом эвакопункте я не увидел. Меня быстро осмотрели, сделали обработку ран: промыли фурацилином и перекисью водорода, помазали зелёнкой, заново перевязали, сказав, что нормальную помощь мне окажут в стационарном госпитале, куда меня решили отправить из-за серьёзности ранений из этой «дыры». Эвакопунктом оказалось место сбора гражданского населения для дальнейшей его эвакуации за пределы Чечни. Как я понял из слов солдат, о штурме Грозного здесь знали давно, но присутствующие на эвакопункте представители чеченской оппозиции, готовя «коридоры» для нормальной эвакуации беженцев, чинили всяческие препятствия гражданам не только славянской национальности, но и других многочисленных народов, много лет проживавших в этом городе, в том числе и чеченцам, не поддерживающим продудаевский режим.
Оказывается, несколько раз на этот эвакопункт спокойно наведывалась группа вооружённых боевиков, которую прозвали «расстрельной командой». Они, по каким-то им известным данным, вытаскивали из очередей людей, отбирая у них все вещи; некоторых расстреливали, отведя недалеко от очереди. Пожелавших же вмешаться и помочь жертвам тоже расстреливали. Именно так погибли два солдата федеральных войск. У некоторых женщин боевики грубо отбирали золотые украшения, иногда даже не дожидаясь, когда они вынут из своих ушей серёжки - просто их срывали. Свои действия они, смеясь, объясняли, что, мол, это срочно необходимо для нужд свободной Ичкерии. Представители федеральных войск при эвакопунктах могли только скрежетать зубами, но надо было правдами и неправдами вывозить из города людей, в т.ч. славян, а свободные «коридоры» обеспечивали лишь боевики, у которых была прекрасная связь по всем трассам Чечни.
На этом же эвакопункте был создан и полевой госпиталь, в котором первую помощь военными врачами оказывалась всем раненным: и военнослужащим федеральных сил и боевикам, и гражданскому населению, среди которых раненных было не меньше, чем военных и боевиков вместе взятых. Меня после оказания медицинской помощи, как и многих тяжелораненых, погрузили в старую машину «скорой помощи», набитую битком, и с колонной отправили из Грозного.
Но перед этим я стал невольным свидетелем одного разговора между Бондаренко и каким-то чеченцем, одетым во всё кожаное (даже брюки у него были кожаные). Этот чеченец повелительным жестом остановил двое носилок, на которых меня и, следом, ещё одного бойца несли солдаты из палатки-операционной к машине «скорой помощи»:
-Этих ещё куда тащите?! Там и так уже полная машина! Через нэсколько днэй уедут... Поворачивай в зад!..
Бондаренко тихим басом стал объяснять:
-Да у них в ближайшее время гангрена начнётся, а у кого-то уже началась. Ни одного легкораненого...
-Хохол, у тебя всэ - чижолые... Ладно, с тэбя - мэдикамэнты... как всегда! Отправляй. Мы свяжемся, чтобы колонну нэ трогали. Наших ранэных много?
-Пятьдесят семь, Арсен.
-Там их встрэтат... Што за баба у тебя новая?
-Так то ж - моя жена... первая, Арсен. Аврора моя - врач-хирург.
-Врошь, сукин гад! Нэ жена она тэбэ!.. Да нэ бойся, нэ тронэм! Врач здеся нужен... Отправляй!
Нас двоих втолкали кое-как в набитый салон «скорой», и тут же прозвучал бас Бондаренко, адресованный в начало колонны: «Марш!» Колонна двинулась. Ехали мы довольно споро... Часа через два мы оказались в станице Орджоникидзевская на территории спокойной Ингушетии, откуда нас, военнослужащих, тут же погрузили в вертолёт и доставили в Ростовский аэропорт. Это был мой первый и единственный пока полёт на вертолёте. В нём не так трясло, как в автомашине, хотя временами аж душа уходила в пятки от виражей пилота. А некоторых раненных на других «вертушках» отправили в Буйнакск и Моздок. Вот как раз в Моздок мне и не надо... Там - Анна...
Глава 15
Приземлялись в Ростове мы уже в темноте. Один парнишка умер прямо в вертолёте. Я даже услышал его предсмертный всхлип. Все до одного в нашем вертолёте были «тяжёлыми», и хорошо, что нас сопровождал солдатик-санитар, делавший во время полёта нам обезболивающие уколы, и дававший, кому можно, пить воду. Раненых в живот он не поил, как бы они не просили. А страдали они ужасно. Как раз такого санитара нам не хватало в переполненной «скорой», когда мы ехали из Грозного до станицы. Оглядев раненных, я понял, что мне ещё относительно повезло: кто-то сильно обгорел, кто-то полностью лишился рук или ног, у многих были перевязаны глаза... Бедный санитар метался между нами всю дорогу. Я не позавидовал его службе. Многих в «вертушке» рвало, и запах рвоты смешивался с запахами крови и давно не мывшихся тел. Зато я позавидовал тем, кто был в отключке. Во время полёта минут на двадцать «отключался» и я. Мои наручные часы ещё в квартире Авроры перекочевали с левой руки на правую руку; я это заметил только в вертолёте. Десять вечера... Вспомнив страшную новогоднюю ночь, я в мыслях искренне пожелал Авроре, Тоцкому, Ахтяму и Лапину, а также деду Мише с бабой Зулей здоровья и долгих счастливых лет жизни. Как близки и дороги стали мне эти люди всего за одну ночь!..