С аэродрома до госпиталя нас развозили на выстроившихся в очередь цивильных, а не военных, автомашинах «Скорой помощи». Врачи в белоснежных халатах бережно обращались с ранеными. Оказалось, что следом за нашим вертолётом прилетел ещё один с ранеными. Сколько же человек пострадало в эти новогодние дни!?.. Я уже слышал, что некоторые военнослужащие были ранены ещё до Нового года. У всех по-разному в дальнейшем сложится судьба. Аврора права: надо жить! Жизнь не закончилась...
В приёмном покое нас бегло осмотрел дежурный врач-подполковник, от которого разило медицинским спиртом (Новый год, всё-таки!). Он распределил всех, положив каждому на одеяла пластиковые таблички с крупным номером. У меня оказался номер 44. Тут же, при раненых, постоянно находился один из выздоравливающих бойцов, на котором был надет коричневый халат с зелёным воротником и зелёного же цвета обшлагами на рукавах. Вот сука! Он начал шмонать карманы неподвижных раненых. Я возмутился, прошепелявив сквозь зубы:
-Ты чё делашь, гнида?! Холош сакалить!
-Да я... это... потом всё им верну... на операцию нельзя...
-Да ну?! Быстло на место полозы!..
Меня поддержал капитан (а я его и не сразу увидел; он, наверное, прилетел с другим вертолётом), у него были перевязаны обе ноги:
-Боец! Всё должно вернуться в те же карманы. Или у тебя будут пребольшие неприятности - сядешь за грабёж.
-Какой такой грабёж?! На операционном столе не должно случайно оказаться каких-нибудь взрывчатых веществ. Тут уже не раз поступали с гранатами и тротиловыми шашками... сапёров вызывали обезвреживать.
-Вот гранаты и складывай себе в карманы, чмошник! А деньги и крестики золотые верни солдатам, гадёныш!
-Верну, верну, не волнуйтесь!.. - он стал судорожно засовывать бойцам вынутое имущество... Проходя мимо меня, он, зыркнув глазами, прошипел: - Ты пожалеешь, что жить остался!
Усмехнувшись, я постарался погромче и почётче ответить:
-Есё лаз увизу тебя лядом с собой - задохнёшься в своём дельме!
Он понял, что я не блефовал, и ушёл в угол за мою голову, где мне его не было видно.
Лежащий через одни носилки от меня капитан подмигнул мне:
-Если что - я помогу тебе! Вижу, ты тоже отвоевался. А мне вот, мать-перемать, ступню оторвало... Да и со второй ногой пока неизвестно, что будет. В Афгане в самом начале войны солдатом служил, даже ранен не был ни разу. Рязанское училище ВДВ закончил, в горячих точках побывать пришлось и конец афганской войны захватил, а тут вот, как раз перед Новым годом, мина прилетела, сучка... От миномёта никуда не скроешься. Все мечты мои накрылись. Спишут теперь в отставку... Не знаю, что буду делать калекой на гражданке?! У нас в городе и здоровым-то работы не найти, мать-перемать!.. Только собрался в свои тридцать четыре жениться... На хрен я ей теперь нужен?!.. Тебя как зовут?
-Зеня, - получилось коряво и я повторил: - Ззеней зоут.
-Понятно. Меня - Трофим. Капитан Андреев... Да только какой теперь, на хрен, из меня капитан?.. Бывший капитан... Жаль, до майора не дослужился! - капитан с сожалением вздохнул.
-А я - селзант Андлеев...
-Однофамильцы, значит... Это - хорошо! Не хочу я спиться, Жень! Хочу нужным остаться для кого-нибудь. Родители у меня давно погибли... и сестрёнка младшенькая вместе с ними. Армия мне семью заменила, а теперь я круглым сиротой буду. - Он замолчал и стал глядеть в потолок.
...Из приёмного покоя нас по одному увозили на каталках в операционную выздоравливающие солдаты ... Часа через три увезли капитана, а ещё часа через полтора после него - и меня. Мне сделали общую анестезию, и голова моя отяжелела, веки сами стали закрываться... Я погрузился в глубокий сон...
Проснулся я посреди ночи. Голова гудела, всё тело ломило. Потревоженные раны тоже напоминали о себе острыми болями. Сильно хотелось пить. А самое дурацкое - сильно хотелось в туалет. В незнакомой палате было темно, но с улицы попадал рассеянный свет... Также в коридоре горел тусклый дежурный свет... Я насчитал шесть кроватей. Моя - посредине справа от двери. Из меня непроизвольно вырвался стон... С кровати, стоявшей у окна, поднялся солдат: