Глава 24
Сегодня в Москве в этот воскресный день уже с утра было необычайно тепло. На улице обильно таял снег, залежавшийся в затенённых местах среди госпитальных зданий городка в собранных за зиму сугробах, превращаясь в бурные ручьи и непроходимые лужи. Синоптики по телевизору пообещали новый температурный рекорд - до 9 градусов выше нуля. Процедур в воскресенье бывает мало, и после завтрака выздоравливающий люд повалил на улицу погреться под весенним солнышком. Много ходячих выздоравливающих поехали по домам или в город по своим делам. Я же остался на месте дожидаться приезда стариков. Ларису сменила женщина лет пятидесяти с грубоватым голосом и, как мне показалось, грубоватыми разговорными манерами. Мне сначала из-за этого она и не понравилась, но за завтраком я услышал о ней от мужиков только похвальные слова и радость, что сегодня её дежурство. Первое впечатление зачастую бывает обманчивым. Чуть позже тётя Галя своей душевностью понравилась и мне.
Она-то и сообщила мне первой о приезде родственников:
- Андреев - это твоя фамилия, что ли? Тогда это тебя внизу родственники дожидаются. Может, помочь тебе спуститься?
-Да я сам добегу, тёть Галь. Первая встреча за полтора года!..
-Беги, беги, только народ не посшибай по дороге, Борзов (это она меня сравнила с великим советским спринтером)! Позже погутарим с тобой, когда они уедут.
Из лифта выскочил один из лечащихся молодых солдат (молодых солдат сразу можно отличить от старослужащих, и тем более от офицеров), и громко взахлёб закричал медсестре:
-Тёть Галечка, а у нас сержант Андреев есть такой? К нему бабушка с дедушкой приехали, варенья, наверное, привезли.
-Есть такой, не кипишись, Бурундуков! Вот он, уже мчится к ним, - она кивнула на меня.
Рыжий и конопатый Бурундуков оглядел меня, уступил дорогу и уже тихо сказал, чтобы услышал только я:
-А-а, новенький? Потом поделишься гостинцами?..
Я усмехнулся: «Поглядим на твоё поведение, боец!» По его сникшему виду стало понятно: он врубился, что перед ним - не молодой солдат, а уже бывалый. Пусть знает своё место! Субординацию в армии ещё никто не отменял. Я хоть и в госпитале лежу, но ещё числюсь в рядах Российской Армии.
Дедушку и бабушку я увидел сразу же по выходу из лифта, а они напряжённо смотрели в сторону лестницы, откуда, по их мнению, я и должен был появиться. У меня комок встал в горле от вида моих дорогих и любимых стариков, и я зашёл за одну из колонн. Идти вот так сразу к ним мне было боязно. Под расстегнутой зимней курткой дедушки сверкали боевые награды и юбилейные медали (надел явно специально для меня и по случаю посещения военного госпиталя). В руках дедушка теребил кожаную фуражку с мехом, которую я покупал ему ещё до армии. Осунулся дед. За меня переживаючи. А бабушка - всё такая же. На полу стояло два пакета, которые она зажала ногами. Баба Дуня успевала пристально оглядеть каждого проходящего мимо больного, без учёта того, есть ли у него руки-ноги. Понятное дело, они ещё меня таким не видели и не привыкли к мысли (а скорее всего и не хотели пока верить), что у их единственного внука отсутствуют конечности. Надо идти! Хватит тянуть кота за кошку!.. Я боком, боком обошёл за колонами, и почти неслышно подошёл к ним сзади.
Бабушка обратилась к деду:
-Не он там спускается? - она сощурила глаза и кивнула в сторону лестницы, по которой спускался парнишка с перевязанной рукой на марлевой подвеске.
-Да не-е! Женьку бы я сразу узнал.
-Дед, ещё раз предупреждаю: не вздумай шкалик ему давать! Читал объявление, что сюда пронос алкогольных напитков запрещён?! И зачем купил?!.. Сам дома выпьешь, когда приедем. И я с тобою выпью.
-Да что там пить-то двоим? Сто грамм, поди, не будет в этой бутылочке!
-Ты и со ста граммов опять плакать будешь. То я ття не знаю!
Я не выдержал и прыснул. Какими были, такими и остались. Старики обернулись. Бабушка всплеснула руками:
-Евгешенька, да как же так?! Да что же это с тобой сделали, ироды проклятые?! - из глаз у неё обильно потекли слёзы.
-Бабуль, только слёз сейчас не нужно. Пойдёмте, сядем на диванчик, что же вы стоите-то?
-Подожди, подожди, дай тебя обнять-то да расцеловать по-родственному! А потом уж и присядем.
-Женька, а ты - молодцом! - у деда тоже слёзы заблестели. - Думал, ты хуже будешь выглядеть.
-Да куда уж хуже, старый? И так, посмотри, обкромсали его всего.
-Я не про то, что обкромсали, а про его настроение говорю.
-Всё, бабуль, дедуль, пошли на диванчик, а то сейчас займут!