— Но мам, я буду осторожен, обещаю. Буду в стороне стоять, там, где безопасно. Мам, пожалуйста.
— Кирилл!
Она отвернулась, сделав вид, будто они говорили по телефону, а она только что бросила трубку.
Кириллу захотелось расплакаться от обиды. Льды, стекляшки, бумажки — все было важнее для нее, чем он. Пусть сидит тут, пялится в свои окуляры, но почему он тоже должен сидеть взаперти? Все мужчины хоть раз выезжали в Исландию. Чем он хуже?
— Ты закончил? — она протянула ладонь выжидающе. Кирилл отдал градусник.
— Тридцать шесть и девять. Запиши в дневник.
Кирилл открыл электронный дневник в планшете, отыскал пустую графу в нужной таблице и внес запись «36,9». Помимо таблицы с температурой, которую он измерял по десять раз в день, были еще таблицы с давлением, ростом, весом, и другие с непонятными каракулями, которые заполняла за него врачиха.
— Ты кровь сегодня сдал?
— Нет.
— Иди, сдавай. Время уже прошло.
— Не хочу.
— Нет слова — не хочу, есть слово — надо. И надень тапки. Убьешься когда-нибудь.
Кирилл побрел к выходу короткими прыжками. У двери остановился.
— Она меня специально колит.
— Кто? — непонимающе спросила мама.
— Врачиха.
— Надежда Николаевна ее зовут. И не колит она тебя, не придумывай. Берет кровь она аккуратно.
— Нет, она специально меня колит. Говорит, что промахивается случайно, говорит я дергаюсь. А я спокойно сижу.
Кирилл задрал рукава. Мама надела очки.
— Подойди.
Она крепко обхватила его кисть и натянула руку струной. Поднесла ближе к лампе. На обоих локтевых сгибах чернели синяки диаметром с монету.
— Говоришь спокойно сидел? — с недоверием спросила она.
Он кивнул. Она отпустила руку, закрыла глаза и протерла их пальцами.
— Мне идти к ней? — спросил Кирилл.
Она задумалась.
— Мам?
— Пока не ходи. Пусть раны подживут. Я попрошу Надежду Николаеву сделать для тебя перерыв. Иди делай домашнюю работу.
Кирилл опустил рукава. Синяки и правда почти не болели. Он не врал.
— Я уже сделал.
— Покажи.
Она взяла планшет и около минуты проверяла домашку, потом вернула ему, ничего не сказав. Теперь она снова выглядела расстроенной хоть и старалась оставаться спокойной.
В лабораторию заглянул Тадлис.
— Привет, — сказал он шепотом, будто прервал просмотр фильма.
— Кирилл, сходи займи себя чем-нибудь. Покушай. Нам с Тадлисом надо поговорить.
Кирилл направился к выходу. Поравнявшись с Тадлисом, тот протянул Кириллу руку. Кирилл вложил в его ладонище свою. Сжал Тадлис крепко. Поди специально, подумал Кирилл. Гордиться, наверное, что здоровый такой вымахал.
— Как ты тут, космонавт? Защищал маму пока меня нет?
— Угу.
— Не смурнись, мужик, — Тадлис потрепал его по волосам.
Так противно Кириллу стало, что захотелось двинуть этому погрызку по шее. Был бы Кирилл взрослее и выше ростом… Так надоели его дружеские улыбки, ужимки, постукивание по плечу. Кирилл ненавидел Тадлиса. И ненависть была взаимной.
Выйдя за дверь, Кирилл рванул направо по коридору. Бежал он так быстро, что не расслышал, о чем кричали ему вдогонку Густав и Леон. Наверное, назвали дурачком. Как всегда.
На поворотах, не замедляясь, Кирилл, подпрыгивал, отталкивался обеими ногами от стены и летел параллельно полу, словно на летающей доске. Потом опять подпрыгивал, ускоряясь от каждого прыжка, как кенгуру.
Обогнув лабораторию и рабочие кабинеты, Кирилл остановился у закутка, ведущего в тупик. Из-за шума насосов сюда мало кто захаживал. Кирилл на всякий случай осмотрелся — нет ли хвоста.
В затемненном углублении располагались вытяжки и фильтра для дополнительной очистки лаборатории и медкабинета. Если они отключены — значит мама не работает.
Кирилл открыл потайную дверцу и протиснулся червяком в узкую круглую шахту. Внутри было тесно, приходилось передвигаться ползком.
Шахта огибала рабочие кабинеты. Кирилл обычно не задерживался там — подслушивать разговоры дяди Яса и Геннадьича было скучно и не интересно.
Кирилл оставил кабинеы позади и добрался до развилки. Впереди кабинет врачихи, а потом тупик. В этом месте сверху врезалась еще одна труба, ведущая к маминой лаборатории. Обычно загогулину Кирилл использовал чтобы развернутся. Дальше лезть он не решался. Обратно пришлось бы возвращаться задом наперед, а так можно было и застрять.
Кирилл прислушался. Из лаборатории доносились голоса мамы и Тадлиса. Эхо смешивало их в рокот тромбона. Кирилл мог разобрать только некоторые обрывочные фразы.