После этой реплики костистый был вынужден делать другой бутерброд, потому что первым он запустил в боевого коня: очень уж ржание того отдавало издевательством.
Пока дракон, бубня что-то про распустившихся кобыл и жеребцов, открывал трёхлитровую банку с икрой, некто безумной молекулой пронёсся мимо гамака, затормозил, столь же стремительно подскочил обратно и с силой, за ключицу, потянул скелета вниз.
– Ну вот, смотри, что ты наделал, – проворчал ящер. – Надеюсь, ты именно наделал, а не наделала?
– Не знаю. Я… – Рыцарь замер на полуслове.
А после облегчённо вздохнул – так, будто хотел пропустить через лёгкие весь воздух гор. Голос. Его голос! Он – мужской!
– Дракончик! Дракончик, миленький! Я – это я, понимаешь?! Я – я!..
– Хорошо-хорошо. Только прекрати меня лобзать и слезь, чтобы я мог в полной мере выразить радость.
Воин резво соскочил с набора костей, что приходился ему заклятым другом либо, по иной версии, добрым врагом.
– Ну, как я выгляжу?
– Забрало подними.
Металлическая полоска тут же очутилась на лбу, открывая симпатичное лицо с красивыми небесно-синими глазами. Мужчина выглядел максимум лет на двадцать.
– О-о-о, – протянул дракон. – Ты помолодел.
– Для тридцатника неплохо? – удивленно-обрадовано поинтересовался рыцарь.
– Угу, угу, – осторожно согласился скелет. – Поздравляю.
– Спасибо! Я так рад, о, знал бы ты, как я рад, что вновь стал мужчиной! Что вновь буду самим собой – тем талантливым, успешным, бесстрашным качком, к которому привык!
– Эге.
– Что моя девушка вернётся ко мне. А то, вишь, не нравятся ей такие. Значит, с одноклассницей – это ничего, а с любимым, хоть и превратившимся в женщину, чего?!
– Ыгы.
– А ещё, ещё… я всем отомщу!
– Ага?
– Ну, тебе не буду.
– Ага.
– Но вот злыдням, которые выгнали нас на задворки королевства, – непременно!
– А доспехи-то у тебя откуда? Ты же специально без них переносился, чтобы не запалиться.
Рыцарь помрачнел.
– Пойдём, – нехотя проговорил он. – Расскажу.
Они молча, не спеша потопали к трёхэтажному бревенчатому особняку, и по дороге маг предпочёл не говорить врагу-другу, что глаза того поменяли цвет с привычного зелёного на синий. О другом он также умолчал.
– Хватит с камином копаться, – поторопил волшебник медленно разжигавшего огонь меченосца.
– Дай передохнуть, а? Я так устал… – отозвался рыцарь, забывший даже снять доспехи.
– Да в чём дело-то?! А ну колись! Прекращай интригу разводить!
Молодой человек чиркнул спичкой, поднёс пламя к бумаге, та мгновенно загорелась – и немедленно потухла.
– Да что ж всё не слава богам!
– Коро-оче-э, – прорычал дракон.
Рыцарь выругался, помянув того, кто клал камин, людей, что посадили лес, и гения, который придумал тонкие спички. Порывистым движением мужчина бросил в пасть камина коротенькую палочку с обугленной головкой, обернулся к дракону и затараторил:
– Значится, делал я, как мы запланировали.
– Ну.
– Перемещаясь в прошлое, остановился в том году, когда меня зачали.
– Легко нашёл?
– Очень. Твоё заклинание временной видимости, которое ты смешал со снадобьем переноса, помогло: циферки бегали перед глазами – надо было только соскочить на нужной.
– Типа как выйти из автобуса на своей остановке.
– Чего?
– А, это не из вашей эпохи… в смысле, нашей. И? Что дальше?
– Затем в темпе отыскал дом своих родителей… вернее, благодаря тебе – только матери. – Рыцарь обжёг собеседника взглядом.
– Не тормози, – используя функцию «Ignore», подгонял чародей с крыльями. – Рассказывай.
– «Отца» дома не было.
– А меня?
– И тебя тоже… папашка. Зашёл я в прихожую – никого. На кухню – опять никого. В ванную – то же самое. В комнату матери – а там наткнулся на свою родительницу!
– Жуть! А затем?..
– Затем я выхватил меч и до смерти напугал того, кто кувыркался с матерью в постели.
– Меня из прошлого?
– А вот нет! Говорю же, без тебя обошлось. Чудик какой-то с мамашей резвился.
– Тёмный?
– Не всосал. Что тёмный?
– Тот чудик – брюнет?
– О боги! Какая разница?!
– Ну, может, и никакой… – пробормотал дракон.
– Машу я, значит, мечом, – распаляясь, вещал рыцарь, – пугаю чудика – в основном воплями клинка, которого я разбудил, когда выхватил из ножен. Чудик вскакивает и голышом выпрыгивает в окно. Вот умора!