Два блестящих и отполированных крюка с легким свистом, вогнали ниже кистей.
Боль прокатилась по мне волной, ужаса. За эти крюки подняли на ноги и закрепили у стены.
Любая попытка пошевелить руками вызывала дичайшую боль.
Я замер боясь пошевелиться, мысли из головы выбило подчистую, не до побега.
А потом пришла она.
-Ты ждал меня? — Игриво повела она оголенными плечами.
Я молчал, что тут говорить.
Вслед за ней вкатили тележку на которой заботливо были разложены инструменты, которые кроме как пыточными и не назовешь.
-Какой-ты бука, -Надула она губки, — Не такой разговорчивый.
Она размотала плетку, конец ее был украшен десятком крючков. Удар, жгучая режущая боль через грудь, и из меня буквально брызнул поток крови.
Я не врач, но могу сказать что долго так не выдержу, от потери крови уже начала кружиться голова, значит конец уже рядом. Испытывать на себе весь спектр ее умений желания нет вообще.
Улыбнулся стерве, — Это все на что способна?
Она заливисто рассмеялась, — О-о, ты даже не представляешь на что я способна.
Она взяла со столика в руки небольшой флакончик наполненный чуть светящийся рубиновым светом жидкостью.
-Мой дорогой у тебя не получится уйти быстро, а главное легко. Знаешь что это? — Она встряхнула флакончик.
-Молчишь, ну, а я тебе расскажу, — Она достала шприц и заполнила его. Вводя его мне она продолжила, — Это жизнь, концентрированная эссенция жизни. Это не даст тебе умереть от всяких мелочей. Ближайшую неделю ты почти бессмертен, — Она рассмеялась собственной шутке.
А я ощутил как это нечто, распространяется по телу, и «тень» впервые дала о себе знать, она потянула из меня эту энергию. Буквально поедая чужеродную жизненную силу.
Я улыбнулся, — Это ты так говоришь, глупая курица.
Новый удар плетью, и уже затянувшаяся рана вскрылась снова, но не спешила затягиваться.
Красивое лицо исказила гримаса ярости, — Как?!
Еще один флакончик и снова тень сожрала всю лишнюю энергию, но уже куда медленнее. Я успел получить несколько ударов прежде чем эффект заживления сошел на нет.
Как же ее корежило, когда колола третий флакон, — ТЫ не представляешь насколько дорого они стоят, и будь уверен я все себе компенсирую.
К несчастью для меня тень пресытилась, и больше не откачивала излишки жизненной силы.
Потом все потонуло в боли, разных ее оттенках, сколько раз за это время я мечтал умереть и не сосчитать.
Снова отнесли в каземат, где оставили на кушетке.
Сквозь судороги боли шныряют по телу, я слышал что забрали кого то из другой камеры и как он верещит. В этом визге уже не было ничего человеческого, только сплошной ужас.
-Суки, — Просипел я. Один из знаков на косяке моей двери вспыхнул пурпуром и начал медленно затухать.
-Твари, — Произнес я, ноль реакции, — Суки.
Ничего, стоп это же похоже колдовство, нужны эмоции.
-Ур-роды, — Вложил ненависть в слова, вспыхнули несколько знаков и начали медленно гаснуть.
-На твоем месте я бы этого не делал, — Раздался хриплый женский голос сбоку от камеры.
-Догадался уже, — Проскрипел в ответ, понимая его правоту. Какой бы цели не служили колдовские руны, цель это явно не совпадает с моей.
-Не обращай внимания на боль, — Посоветовал голос, — И не злись.
-Думаешь это возможно, -Устало ответил ему, содрогаясь от воспоминаний.
-Они продали себя тьме, — Убежденно сказал голос, я почему то рисовал перед внутренним взглядом старца, лет 90, — Их души после смерти сожрут демоны, их можно только пожалеть.
-Но не простить, — Констатировал я.
-Они отринули свет императора! Ради сиюминутных благ! — Священное пламя способно даровать им милость, но не прощение.
-Давно сидишь? — Оборвал я начавшуюся проповедь, попытался заглянуть за край решетки, не видно кто там.
-А какой сейчас месяц?
-Апрель 15, — Ответил я, внутренне напрягаясь, сколько же он тут уже сидит рас такие вопросы задает? (Вполне себе отдаю отчет что месяца могут называться совершенно не так, но пусть будет небольшой авторский произвол и месяца не потеряют своих названий, по крайней мере на развитых мирах)
-Два месяца уже, — Ответил мне старик, а мое сердце упало в пятки. Два месяца, я совершенно не уверен, что не сойду с ума уже через неделю.
-Не думай о боли, — Возвысил он голос, — Боль физическая ничто, в сравнении с болью душевной.
— Я материалист скорее, — Печально улыбнулся сползая спиной по двери, — Йогой не занимался никогда.