Кэтрин улыбнулась, вспоминая тот день, ощущая солнце, греющее их плечи во время прогулки по выставке. Перед ними шла пожилая пара – дама с тростью и мужчина с закатанными высоко рукавами.
Это был великолепный день – им столько предстояло увидеть и сделать. А потом поздно вечером, после долгого пребывания на солнце, немалой дозы выпивки и волнения они поцеловались. В тот момент ей казалось, что она этого не ожидала, но теперь, оглядываясь назад, видела, что это было не так. Она ждала именно этого. Удивительно как много ты знаешь о том, о чем, казалось, не имел ни малейшего понятия. Или, поправила она себя, слишком напуган, чтобы признать. Тот поцелуй, теперь она это понимала, навсегда изменил ее, показал ей себя такой, какой она была, хоть и перевернул ее жизнь с ног на голову.
Кэтрин тряхнула головой, словно пытаясь прогнать воспоминания и вытащила из-под блузки висящий на шее золотой медальон. Он хранил тепло ее тела и она задумчиво потерла его поверхность большим пальцем. Сделав глубокий вдох, она подцепила ногтем крохотную задвижку. Внутри лежал ключик от шкатулки и фотография тех далеких лет.
«Мы были такие молодые», - словно удивляясь, мягко произнесла она, разглядывая свое совсем еще юное изображение. «Мы не имели не малейшего представления о жизни».
Кэтрин хотелось рыдать при мысли о том, какими они были и что она потеряла, но она заставила себя взяться за предстоящее ей дело. Вставив ключик в замочную скважину шкатулки, она повернула его и, услышав тихий щелчок, подняла крышку. Внутри все было точно так же, как и в прошлом году. И в позапрошлом, и за год до этого. Ключи, билеты в кино, гильза от патрона и небольшая стопка писем, обвязанная бело-зеленым шарфиком. На самом верху лежало прошлогоднее письмо.
Кэтрин легко провела пальцами по шарфику и письмам. Теперь это был единственный способ их общения. Отложив раскрытую шкатулку в сторону, она направилась к письменному столу. У нее оставалось два часа до полуночи. Женщина взяла дорогую бумагу и старую авторучку, села за стол и принялась писать.
1957 г.
Любовь моя, Э..,
Приближается полночь и я весь день ждала момента, когда смогу написать тебе – одновременно с радостью и страхом. Не могу поверить, что прошло уже три года. Кажется, будто все это случилось вчера, но в то же время будто прошла целая вечность.
Сегодня Джоан спросила меня почему я всегда такая злая. Думаю, она не понимает, что меня снедает не злость, а печаль и разочарование. Тебе бы не понравилась та женщина, которой я стала. Я не нравлюсь себе сама. Может, Джоани и права – я злюсь. И я срываю свою злость на тех, кто рядом, а в особенности – на ней. Я знаю, она всего лишь маленькая девочка, но я ничего не могу поделать. Как мне не связывать потерю всего, что было дорого мне в жизни с ее рождением?
Ты все еще посещаешь меня во сне и, по большей части, эти сны прекрасны – в них мы гуляем вдвоем, смеемся или вместе читаем. Но затем я просыпаюсь и это невыносимо, так как твой смех эхом отдается в моих ушах, а твой запах еще долго преследует меня. Тень твоего присутствия настолько реальна, что когда я понимаю, что это был всего лишь сон, что все это было не по-настоящему, я хочу рыдать. О, как бы мне хотелось вернуть тебя назад. Но это невозможно. Мне остается только молиться (не то что я все еще верю в Бога), что однажды мы снова будем вместе. И до того самого дня ты навсегда останешься моей единственной любовью.
К.
Кэтрин перечитала написанное. Это письмо ничем не отличалось от предыдущих, вдруг поняла она. Но, опять таки, разве существует много способов рассказать как ты невероятно жалеешь о принятых решениях? Каким еще способом можно выразить свое сожаление? Сколько еще есть способов для выражения горя? Ее глаза начали гореть, а к горлу подкатил комок. Женщина бросила взгляд за окно и увидела в нем свое блеклое отражение. Она выглядела постаревшей и уставшей. Она понимала, что время не было ласково к ней. Когда-то она была привлекательна, некоторые даже считали ее красивой. Но теперь она выглядела обычно женщиной, потрепанной временем.
«Ни к чему беспокоиться о том, чего уже не исправить», - сказала она, озвучивая часто повторяемую фразу ее матери. И она не могла ничего изменить – это ей было известно слишком хорошо.
Кэтрин вздохнула и внезапно услышала тиканье часов. Пора. Она аккуратно сложила лист и вложила его в конверт. Когда большие напольные часы внизу пробили очередные полчаса, она встала, подошла к шкафу и вынула шляпную коробку с дальней полки. Вернувшись к столу, она подняла крышку и достала изнутри бутылку виски и два маленьких стаканчика, которые хранила там специально для такой ночи. Она открутила крышку бутылки, разлила крепкую жидкость по стаканчикам и подняла один из них в тосте.