Роль фиксатора показаний выполнял магнитофон. Матюшина отнюдь не смущал установленный на маленьком столике перед ним овал микрофона. И он говорил, как будто обращаясь к большой аудитории, гладко, с увлечением, немного даже рисуясь.
— Вероятно, вам небезынтересно узнать, как мы «разгонщики», действуем. Фактически мы выполняем вашу же функцию, только несколько с иной стороны. Что я имею в виду? А как же. Одна из важнейших задач милиции — бороться с расхитителями общественной собственности. Так? Так. Найти, разоблачить, вернуть государству похищенное. Вот в виде своеобразной словесной формулы как выглядит ваша цель. И мы, «разгонщики», руководствуемся той же формулой, но в усеченном виде. Находим расхитителей общественной собственности? Несомненно. И наиболее крупных, а значит, и наиболее опасных. Изымаем у них похищенное? Изымаем. И государству возвращаем, так как немедленно же растрачиваем деньги, чтобы успеть пожить в свое удовольствие, пока не угодили за решетку. Единственное, чего мы не делаем, так это публично не разоблачаем злонамеренных хищников. Но нельзя же быть такими эгоистами и совсем отбирать хлеб у милиции.
Матюшин смеется.
— Думаете, у меня нет причин для хорошего настроения? Есть, безусловно, есть. А чего мне грустить? Прежде всего я доволен тем, что с вами познакомился. Я это совершенно серьезно говорю. Побеседовали с вами на разные темы, даже о философских проблемах жизни. Очень приятно. А что мне грозит? Очередное наказание за «разгон» я отбыл. Теперь, если и будут судить, так только по статье 144, части второй — за кражу. Верно? Много не дадут, преступление пустяковое. Больше на розыгрыш смахивает. По совокупности могут, конечно, и прибавить. Но и это не страшно. Бегал прежде, сейчас тоже не заказано. Но куда бежать? Вот вы мне легенду рассказали. Очень красивая. Но зачем рассказали? Как будто я и без легенды сам не догадываюсь, что такое черное и что белое. Куда мне от самого себя бежать? Я же привык к легкой жизни. Что я буду делать, если «завяжу»? Смогу ли, захочу работать как другие? И позволят ли друзья-товарищи? Хотелось бы тут с вами, Павел Иванович, как-нибудь обменяться мыслями.
— Именно этого и жду. Сами понимаете, как нам желательно потерять еще одного «разгонщика».
— Как сказал поэт: «Я сам себе свой высший суд» — это вы услышите, Павел Иванович. Я вам обещаю. Но чтобы моя исповедь не приобрела оттенка моих прежних «клятв», я сначала должен сдержать слово и сообщить некоторые сведения и о моей «методе» и о моих «подельщиках», да пойдут им мои откровения во благо.
Мало-помалу Матюшин совсем будто бы ослабил контроль над собой и говорил, говорил, испытывая, очевидно, удовольствие и от своего красноречия и от необычности роли, в которой выступал. Но Павел, сам отличный спортсмен, скорее не видел, а чувствовал: это раскованность показная, внутри Матюшина — струна сдержанности, и он собран и внимателен, хотя тон, которым он говорил, звучал спокойствием правдивости и был чуть ли не задушевным.
— Я прошу извинить, если не сохраню должную последовательность событий, но мне легче плыть по течению мысли, как вспоминается. Начну с того, что, еще находясь последний раз в колонии, я нашел возможность связаться со своими старыми и верными друзьями. Достаточно было назвать дату. А место и время встречи у нас всегда были постоянными. Съезжались мы всегда во Львове, в гостеприимный дом…
— Геннадия Петровича Сахарова, по кличке Козырь. Вы не будете возражать, Олег Григорьевич, если я иногда буду вмешиваться в ваш рассказ?
— Отчего же. Это придаст ему еще более колоритный характер. Догадываюсь о вашем источнике информации. Достопочтенный Моисей Бенцианович Аронов. Вы, естественно, не упустили возможности с ним побеседовать. Значит, и о Яше Конюхе знаете?
— А как же. И о его увлечении, конным тотализатором осведомлены.
— Постарался, выходит, Моисей Бенцианович от всей души. Ну что ж. Это лишь облегчает мою задачу. Тогда вы в курсе, очевидно, что именно Моисей Бенцианович со своим благородным видом 65-летнего, убеленного сединой, абсолютно добропорядочного делового человека неизменно играл у нас роль «посредника». Надо отметить, что эта профессия редчайшая в нашем деле. И от того, насколько талантлив, убедителен, правдив и трагичен «посредник», зависит на 99 процентов успех «разгона».
— Не уничижайте себя, Олег Григорьевич.
— Не буду. Уничижение — паче гордости. Но некоторая гиперболизация просто помогает достоверности восприятия. Геннадий Петрович и Яша Конюх тоже не простые статисты. Но Моисей Бенцианович поистине выдающийся артист, и наша отечественная сцена много потеряла, лишившись его…