— Искал работу.
— О какой работе могла идти речь, если у вас не было ни паспорта, ни трудовой книжки?
— Я полагал, что смогу устроиться на какую-либо единовременную работу, не требующую полного оформления. Думал — хватит справки о прописке.
— Допустим. Где вы жили все это время?
— В аэропортах, на вокзалах.
— Ваш внешний вид противоречит такому утверждению.
— Иногда договаривался с администраторами и устраивался в гостиницах на окраине Москвы или в пригородах. Так было, в частности, в последнее время.
— Назовите гостиницы, где вам давали приют.
— Не помню. А если бы и вспомнил, не назвал. Зачем мне подводить людей, которые шли мне навстречу?
— Такое благородство делает вам честь. Тогда еще один вопрос, надеюсь, на него вам ничего не помешает ответить: чем вы объясните обилие найденных у вас ключей от замков типа «Москва»?
— Я уже говорил. Другого объяснения дать не могу.
— Согласимся на время и с таким вариантом ответа. Конкретизируем несколько вопрос. Был проведен следственный эксперимент. Ключами из вашей «коллекции» поочередно пытались открывать замки квартир, которые были обворованы в Зеленограде. Вот этот ключ — прошу вас, посмотрите на него внимательно. Посмотрели? Отлично. Так вот этим ключом легко и непринужденно, даже лучше чем хозяйским ключом, была открыта дверь в квартире обворованного гражданина Сякина.
— Случайность.
— Вы предупредили мой вопрос. Я как раз и хотел спросить: роковым совпадением или чем иным сможете вы объяснить, что среди отобранных у вас ключей — а их всего было в двух связках, как вы знаете, двадцать три штуки, — среди них пять ключей отлично подходили к замкам квартир, где были совершены в Зеленограде кражи?
— Претензии такого порядка надо адресовать не мне, а заводу, изготовляющему замки «Москва».
— Зафиксируем и этот ваш ответ в полной неприкосновенности. Только, гражданин Корнилов, вам следует учесть, что разумность вашего поведения дает существенную трещину. Скоро, вероятно, я передам ваше дело своему товарищу, следователю Пащенко. Так он, имея в виду случаи, подобные вашему, весьма остроумно замечал: «И Гнат не вынуват, и Кылына невинна, тильки хата вынувата, що пустыла на ничь Гната». За правильность произношения не ручаюсь, но суть этой едкой украинской прибаутки должна бы вам сказать — довольно, я начинаю выглядеть со своим упрямым запирательством уже несколько смешновато.
Но Корнилов оставался верен себе. Его возили в Зеленоград, при нем его же ключами открывали замки квартир, где он бывал «незваным гостем» несколько ранее, — ничего не помогало.
— Мало, что ключи подходят. Это еще не факт, а предположение — раз ключи нашли у меня, значит я и есть «домушник». А кто меня заставал? Где они, краденные мною вещи? Что? Только потому, что раньше воровал, так и буду считаться жуликом навсегда? Может, я все силы прилагаю, чтобы покончить с прошлым, а вы меня в яму толкаете? Так не пойдет. Где у вас доказательства, что эти кражи мои? Нет у вас доказательств. За побег — согласен, судите. А зря навет на человека возводить у нас в стране не полагается.
Ни слова не удалось вытянуть и у Михаила Воробьева. Больше того, он потребовал допроса свидетелей и полностью доказал свое алиби: продавцы из магазина «Дары природы» в один голос подтвердили, что с десяти до двенадцати часов дня, то есть как раз тогда, когда происходили кражи, его неизменно видели на работе.
Никто из пострадавших, даже те, кто заявлял о будто бы увиденных ими «двух мужчинах с женщиной», — никто не опознал ни Корнилова, ни Воробьева. Это было, впрочем, и не мудрено, так как Главарь действовал настолько осмотрительно, что в десятках случаях, когда посещал чужие квартиры, он ни разу не попадал в чье-нибудь поле зрения.
— Ничего, гражданин Корнилов, не тревожьтесь понапрасну, доказательства еще будут. А сейчас давайте во всех деталях вспомним с вами каждый день вашего пребывания в Москве. Где были? С кем разговаривали насчет работы? Где жили? Где ночевали? Где хранятся ваши личные вещи? На какие средства существовали? Видите, сколько вопросов накопилось. А их будет еще больше. Ведь вы в Москве пробыли до момента ареста больше девяти месяцев. Значит, нам и предстоит с вами досконально описать каждый день из этих девяти месяцев.
— Ошибаетесь. Это не нам с вами, а вам, только вам, предстоит вся эта работа во всем ее немалом объеме. Законы, слава богу, я знаю. Не мне надо доказывать, что я не верблюд, а вам нужно мне, суду доказать, что я есть сие двугорбое животное. Вот и доказывайте! А у меня плохая память. Хоть убейте, не смогу вспомнить как да что. Насчет средств — пожалуйста. У меня специальность есть, трудился добросовестно. А за труд платят денежки. И накопил понемногу. На них и жил, на накопления. Думал — как станут подходить к концу средства, так и махну куда подальше. А может, и возвращусь обратно к себе, в Тульскую область. Выхлопочу паспорт. Определюсь на работу. И заживу. Милиция в наших краях не очень дотошная. Так что могло все и обойтись.