Собственно, до последнего времени никаких отношений между ними не было. Он знал, что у него есть в Куйбышеве сестра, но когда, бывая в головном институте, наведывался домой и видел Валентину, эта длинноногая молчаливая женщина с вечно распущенными волосами и унылым, бледным лицом никакого родственного чувства в нем не вызывала, а ее привычка часами просиживать в своей комнате за прослушиванием неимоверно нудных и длинных симфоний казалась ему признаком какой-то душевной ненормальности.
Встречаясь, они обменивались двумя-тремя малозначащими фразами — он полушутя о чем-нибудь спрашивал, она суховато отвечала. Этим, по существу, и ограничивались их родственные отношения. Живя в Лесопольске, Вадим Петрович узнал, что Валентина вышла замуж за своего же однокурсника; потом — что Валентина развелась, спустя всего полгода, — не сошлись характерами, говорила мать, но эти вести были глубоко безразличны Вадиму Петровичу, потому что ничего хорошего он от сестры уже не ждал. Последние несколько лет она жила разведенкой, но, как жила, Вадим Петрович знать не хотел, а мать о том помалкивала (Анна Александровна как будто стала стесняться откровенничать с сыном), но по тому, как она вздыхала, произнося имя дочери, и какими глазами на нее смотрела — так смотрят на сирых и убогих, — брат мог догадываться, что живется Валентине трудно и несчастливо, но и это было ему безразлично, потому что он уже привык к безразличию в отношении своей сестры, как будто Валентина была ему не родной, а совершенно посторонний, чужой человек. И вдруг в один прекрасный день Анна Александровна сообщила сыну радостную весть, что «за Валенькой ухаживает очень даже приличный мужчина, моряк дальнего плавания с Черноморья, и, кажется, намерен вот-вот посвататься…» Вадим Петрович, оказавшись вскоре в Куйбышеве, зашел домой, где и застал случайно оказавшегося в гостях жениха Валентины. Звали его Вениамином Олеговичем. Он был лет на десять старше невесты, но держался очень браво. Он служил первым помощником механика на торговом судне, которое ходило иногда в загранку, а в Куйбышев приехал в командировку, в пароходство, но, впрочем, познакомился он с Валентиной в свой предыдущий, отпускной приезд (в Куйбышеве жила его мать). Вадиму Петровичу он сразу понравился — широтой, с какой он всех одаривал подарками: батю — турецкой трубкой и пачкой редкостного голландского табаку, Анну Александровну — сногсшибательной хозяйственной сумкой итальянского производства, а Валентину — набором французской косметики. Вадима Петровича тронуло то, что и он не забыт: моряк преподнес ему занятную авторучку — с раздевающейся донага девицей в купальничке. Вадим Петрович нашел, что человек, который ходит в загранку на большом торговом судне, да еще в солидной должности — механика, перспективный человек, и высказал это мнение родителям. Обрадованные старики даже всплакнули от умиления и стали готовиться к свадьбе, после которой, по словам жениха, молодые должны были уехать на жительство в Одессу. И когда, казалось бы, дело было слажено и в Куйбышеве ждали только даты регистрации — 5 декабря, позвонила в Лесопольск Анна Александровна (уже в конце ноября) и плачущим голосом сказала сыну, что Валентина только что отправила Вениамину Олеговичу телеграмму, чтобы он не приезжал, потому что-де она выходить за него раздумала. Анна Александровна умоляла сына приехать и поговорить с сестрой. Вадим Петрович был уже настроен, что замужество сестры даст ему с семьей возможность, без всяческих хлопот и без особенных расходов, отдыхать каждое лето в Одессе, где Вениамин Олегович владел квартирой с окнами на море, а старикам, со временем, — возможность перебраться ближе к дочери, чтобы в свое удовольствие прожить остаток лет на пенсию (чина генерала батя так и не был удостоен), и мысль о том, что эти планы сорваны единственно из-за дурости Валентины, привела его в бешенство. Однако, овладев собой, он выразил матери сомнение в своих способностях образумить сестру. Но Анна Александровна поспешно возразила, что, напротив, только он один и сможет наставить Валентину на истинный путь, потому что брат Вадик для нее самый большой сейчас авторитет. «Это что-то новое», — пробормотал Вадим Петрович в телефон, искренне изумленный таким заявлением матери. «Да, да! — захлебываясь быстрыми словами, продолжала Анна Александровна. — Она ведь такая у нас, поперечная: при тебе слова лишнего не скажет, а соседям и знакомым уши о тебе прожужжала. Она гордится тобой, что ты всего добился собственным упорством!» — «Хорошо, попробую, — сказал Вадим Петрович. — Завтра я буду в Куйбышеве». Его вызывали как раз в головной институт.