Чтобы прибавить к деловому своему престижу не менее весомый общественный, Вадим вошел в состав партийного бюро, и сделал это несколько своеобычным способом. Заметив, что сотрудники взяли за обыкновение сидеть на собраниях с книжками перед глазами, а выступающих слушать вполуха, Вадим, дождавшись перевыборов бюро, взял слово и сказал: «Товарищи, важнее дела, чем партийное, для нас, сидящих здесь, не существует. Партийное собрание — одно из таких дел. А теперь посмотрим, как мы к нему относимся. Многие читают книжки… другие разговаривают… третьи откровенно дремлют… — При этих словах, сказанных негромко и спокойно, без патетики, книжки в зале захлопнулись, взгляды устремились на оратора, а зал словно хватило столбняком тишины. — В кулуарах мы сами возмущаемся показухой, а на собраниях сами же ее демонстрируем. Кого мы обманываем? Самих себя. И своих товарищей, которые выходят на трибуну. По-моему, с этим нужно кончать. И еще хочу заметить: на протяжении, по крайней мере, полугода — с тех пор как я работаю здесь — мы избираем в президиум одних и тех же лиц, кого-нибудь из партбюро. Это неправильно. Вести собрание должны учиться все. Поэтому предлагаю: председательствующего выбирать по алфавитному порядку…» Вадику горячо аплодировали, и громче всех — представитель горкома. После чего его ввели в бюро, единогласно, между прочим, и избрали замом по оргработе. А уже через год он был секретарем партийной организации: настолько очевидно было его деловое превосходство в сравнении с прежним секретарем, Клочковым из отдела сантехники. И надо сказать, что стиль работы нового секретаря с его терпимостью к чужому мнению, привычкой больше слушать и меньше говорить, внимательностью к просьбам, а также и личная скромность Вадима, даже, пожалуй, малозаметность, снискали ему уважение сотрудников. Но Вадик понимал: для полноты авторитета ему недостает хотя бы нескольких престижных знакомств, и с этой целью стал приглашать к себе гостей.
К той поре он получил, недалеко от центра, квартиру из двух комнат и, перевезя домой Светлану с новорожденным сынишкой Юркой, занялся устройством быта. Импортную мебель темной полировки — спальный и столовый гарнитуры, а также кабинет из трех предметов — и польскую белоснежную кухню он купил, при содействии Лупатого, с очень небольшой переплатой, в Куйбышеве; там же удалось достать и пару текинских ковров, один из которых был повешен в гостиной, а другой — торжественно брошен под ноги в спальне-кабинете. Так благодаря стараниям Светланы и эстетическому вкусу Вадика квартира Выдриных, когда она была готова принимать гостей, напоминала рекламный образец новейшей меблировки, и восхищала не только гостей, но и хозяев: Светлана, чья юность прошла в пропахшей керосином коммунальной квартире города Пензы, с ума сходила от счастья обладания таким жильем, а Вадим, привыкший скрывать свои эмоции, любил, в отсутствии жены, сесть-посидеть то в одном, то в другом приобретенном кресло и гладящим движением ладоней поласкать их полированные подлокотники или же, остановившись в дверях, окинуть взглядом художника интерьер коридора и комнат, прикидывая, все ли здесь на месте, и не нужно ли приладить, для гармонии, какую-нибудь полочку на стенку.