Танцевали во дворе, под звуки радиолы, выставленной на окно веранды, при романтичном полусвете вынырнувшей из-за облаков луны. И тут, как только объявили «дамский вальс», Вадимом завладела Лариса и уже не отпускала его от себя, благо что Жорка, перенесенный в комнату, дрыхнул там на раскладушке, а Светлана вызвалась помочь жене Курбатова убрать со стола и подготовиться к чаепитию. С Ларисой он танцевал впервые и был ошеломлен такой партнершей: ее ладонь не просто покоилась в его ладони: она излучала при этом какие-то странные токи, импульсами пробегавшие по его руке и сладостно отдававшиеся в сердце Вадима; ее другая рука не просто обнимала его за плечо: она, как ласковая змея, ластилась к нему, создавая ощущение любовных объятий; ее эластичная фигура не просто шевелилась перед ним в танцевальном па, а манила и дразнила его страстными движениями танцующей вакханки; а когда, уже танцуя танго в полумраке двора, она с неожиданной доверительностью положила ему голову на грудь, Вадик был сражен окончательно…
Собственно, танцы и подготовили их сближение: они только ждали момента для уединения… Когда Курбатов — шутки ради — сменив пластинку, поставил плясовую и в круг шатнувшихся по сторонам гостей чертом влетел развеселившийся Солодов и пошел, под поощрительные возгласы, хлопки и смех, выделывать замысловатые коленца, приседать и, подбоченясь, вскидывать вперед и в стороны ногами, Лариса вдруг шепнула Вадику: «Пойдемте в сад посмотрим, ладно?» — и в ту же минуту исчезла…
Он нашел ее в глубине залитого лунным полусветом сада, за одной из могучих развесистых яблонь, и оба они, в каком-то стихийном порыве, кинулись в объятия друг другу… А погодя, тихонько выбравшись из бани, они прокрались разными дорожками к танцующим, и угадали вовремя, потому что хозяйка скликала гостей к самовару…
…С тех пор они стали любовниками. Встречались они в обеденный перерыв в старом, дачного вида домишке, принадлежавшем знакомой Ларисы по совместной работе в аптеке (обе были фармацевтами). Ничего предосудительного в той связи Вадим не находил, полагая, что плохо только то, что может вызвать огорчение или обиды близких людей, но отношения его с Ларисой не могли доставить огорчений никому по той причине, что о них никто не знал и, кажется, даже не догадывался; к тому же оба они с Ларисой были супругами нелюбящими, и это, по мнению Вадима, оправдывало их обоих в собственных глазах. Свидания с Ларисой доставляли Вадику немало радостей и вскоре сделались ему необходимы так же, как был необходим, хотя бы раз в неделю, выезд за город, на лоно природы.
Новое положение изменило жизнь Вадима Петровича Выдрина на более размеренную и приятную. Жил он теперь в трехкомнатной квартире, принадлежавшей прежде Скибе, которую новый владелец не торопясь, в течение года, обставил так, что она, как две капли воды, напоминала мечту его недавней юности — роскошные апартаменты Медведя. Кстати сказать, никаких чрезвычайных усилий для оснащения своей квартиры Вадиму Петровичу и затрачивать не пришлось: все, что было для этого нужно — мебельные гарнитуры импортного производства (в каждую комнату — свой), восточные ковры, хрустальные светильники и люстры, столовый сервиз саксонского фарфора на двенадцать персон, подписные книжные издания и другие мелочи для дома, — приобретались как бы само собой, для этого и Лупатый оказался не нужным: нужно было только высказать желание на этот счет всегда крутившемуся под рукой снабженцу филиала Каштанову (что Вадим Петрович и делал в очень деликатной форме и как бы между прочим). Этого Каштанова он взял (взамен ушедшего на пенсию начальника снабжения) по звонку зама председателя горисполкома Триандафилова, и не пожалел о том: только что отслуживший в армии старшиной, Каштанов оказался парень хоть куда: птичьего молока мог раздобыть и — хваткий, энергичный, все делавший с приветливо-застенчивой улыбкой, главное же — скромница и не болтун. Правда, поначалу он допустил одну бестактность в отношении Вадима Петровича: прослышав, что главный — любитель пива, приволок ему домой ящик свежего чешского пива, а деньги принять отказался, ссылаясь на то, что этот продукт на базе списан как естественная убыль при разгрузке, на что Вадим Петрович ему ответил таким суровым взглядом, что Каштанов покраснел, как красна девица, и деньги взял, все до копейки, но эту единственную промашку молодого парня главный архитектор простил ему и позабыл ее.