Что она могла сказать? «Папа ушел потому, что хотел иметь нормальную дочь?» Она никогда в жизни не сказала бы мне такую жестокую вещь, пусть даже это была правда.
С усилием сглотнув, я заставила себя выбросить злополучную записку из головы – и без того слишком часто думала о ней.
Я взяла моток скотча, и тут в комнату прискакал Элвис и запрыгнул на край стоявшей передо мной коробки. Когда я протянула руку, чтобы его погладить, он спрыгнул на пол и снова скрылся в коридоре.
Элль закатила глаза:
– Я просто счастлива, что согласилась приютить твоего психованного кота на то время, пока ты будешь в интернате.
В горле у меня встал соленый ком. Оставляя Элвиса, я словно теряла последнее, что связывало меня с мамой.
Я усилием воли заглушила боль:
– Ты ведь знаешь, обычно он не такой. Животные тяжело переживают, когда те, кого они любят… – Я не смог ла найти в себе сил произнести это слово вслух. – Когда они теряют кого-нибудь.
Элль какое-то время молчала, потом вернулась к своему обычному легкомысленному тону:
– Как думаешь, много еще времени у нас на это уйдет? Я хочу заказать пиццу с таким расчетом, чтобы ее доставили к нашему приходу.
Я обвела взглядом наполовину упакованные коробки и кучи вещей, разбросанных по комнате. Через два дня приедет водитель, погрузит осколки моей жизни в фургон и увезет их в школу, которую я видела только в рекламном буклете.
– Ты сильно удивишься, если я скажу, что сегодня хочу ночевать здесь?
Элль вскинула бровь:
– Можешь считать это положительным ответом.
Я уставилась в стену. Там, где я отлепила скотч, на котором держались плакаты, на полу валялись кусочки осыпавшейся штукатурки.
– Просто я хочу еще немного побыть в этой комнате, понимаешь?
– Я-то понимаю. Но моя мама никогда на это не согласится.
Я бросила на нее умоляющий взгляд.
Она вздохнула:
– Я позвоню ей и скажу, что мы будем ночевать у Джен.
– Вообще-то, я хотела побыть одна.
Глаза Элль расширились.
– Шутишь?
Я не знала, как ей объяснить, что не готова была уехать отсюда. Дух мамы навсегда остался в этом доме, во всяком случае – мои воспоминания о ней. Как мы ломали на кухне шоколадные плитки, чтобы испечь ее фирменные экстрашоколадные брауни. Как она красила стены в моей комнате в фиолетовый – цвет моей любимой мягкой игрушки. Такие вещи в коробку не упакуешь.
– Тетя продает дом. Скорее всего, это будет моя последняя ночь в своей комнате.
Элль покачала головой, но я видела, что она готова сдаться.
– Я переночую у Джен, а маме скажу, что ты со мной. – Она подошла к трюмо и вытащила из-за рамы фотографию, на которой мы с ней были сняты с синими языками. Под ее пальцами края слегка согнулись. – Держи, а то забудешь.
– Возьми ее себе. – Голос у меня дрогнул.
В ее глазах блеснули слезы, и она бросилась мне на шею:
– Я буду так по тебе скучать!
– У нас с тобой есть еще два дня.
Два дня казались целой вечностью. Я все на свете отдала бы, чтобы побыть с мамой хотя бы два часа.
Когда Элль ушла, я отлепила от стены репродукцию беренсовского «Большого побега» и бросила ее в мусор. Больше всего мне сейчас хотелось уйти куда-нибудь от этих коробок, голых стен и от жизни, которая была так не похожа на ту, что я помнила.
Я то проваливалась в забытье, то выныривала вновь, преследуемая обрывками каких-то снов. Мамино тело, неподвижно лежащее на постели. Ее стеклянный взгляд, устремленный на меня. Пронизывающий холод, окутывающий меня сырым одеялом. Ощущение свинцовой тяжести, опустившейся на грудь.
Я попыталась сесть, но свинцовая плита придавливала меня к постели.
У меня было чувство, будто кто-то накрыл мое лицо подушкой. Я слепо вытянула руки, пытаясь убрать ее. Но никакой подушки не было. Был лишь воздух, который я не могла вдохнуть, и тяжесть, которую не могла сдвинуть.
С усилием разлепив веки, я попыталась найти в темноте что-нибудь знакомое, что вытащило бы меня из омута сна. Но не увидела ничего, кроме размытого силуэта надо мной.
«Нет. На мне».
Во мраке поблескивали два глаза.
Сдавленный крик застрял в горле: свинцовая плита, придавливавшая меня к постели, вдруг стала еще тяжелее, и все начало меркнуть….
В себя меня привел шум: грохот, топот, голоса. В коридоре вспыхнул свет, и я наконец-то разглядела то, что скрывалось за этими светящимися глазами.
Элвис. Он сидел на моей груди, приоткрыв пасть и впившись в меня взглядом.