– А что же?
– Я пытаюсь тебе объяснить, почему поступила так, а не иначе.
– Ясно.
– Куда мне подъехать, чтобы забрать Ками?
– Я и сам ее привезу. Завтра.
– Завтра? – вновь напрягаюсь я.
– А что такого? Ты не переживай. Мы у матери. Она поела, сейчас играет. Дедушка с бабушкой по ней тоже скучали, знаешь ли.
Я делаю медленный вдох, понимая, что спорить с ним сейчас абсолютно бессмысленно. Он ведь все равно сделает по-своему, лишь бы мне назло! Да и сил с ним ругаться нет. Внутри пусто, словно все огнем выжжено.
– Хорошо. Держи меня в курсе. И не пропадай.
– Конечно, – слышу в ответ.
Отбиваю вызов. Трясёт меня, словно в лихорадке, хотя на улице стоит такая удушающая жара, что влага оседает на коже. Заставляю себя подняться и отправиться домой.
«Пришли мне ее фото», – строчу, не глядя под ноги. Пальцы не попадают в клавиши. Я истерично стираю исправленные т9 слова. Пишу новые, натыкаясь порой на прохожих и выслушивая брошенные мне вдогонку ругательства. Пофиг. У меня на лице маска, а внутри такое месиво, что подобные мелочи совершенно меня не трогают.
Чтобы прислать фото сидящей на коленях у свекрови дочери, Никите требуется два, мать его, часа! Это тоже специально. К бабке ходить не надо.
В попытке приблизить завтрашний день, пораньше ложусь спать. Но это абсолютно бесперспективная затея. На эмоциях сон не идет ко мне ни в какую.
Наутро я прихожу в офис раньше всех. Сижу, делаю вид, что занимаюсь делами, а сама в одну точку смотрю. Жду. Не звонка. Хотя бы сообщения. Жду, как давно ничего не ждала. Но телефон молчит.
Геннадий Иванович велит подойти. Я встаю как во сне. Коленки подкашиваются. Документы валятся из рук. Вася бросает на меня тревожный взгляд. Вадик роняет степлер, я вздрагиваю. Пытаюсь себя убедить, что зря так себя накрутила, но выходит, если честно, хреново. Голова кружится. Кажется, зря я не поела…
Вася подскакивает ко мне:
– Ты в порядке?
– Да, да… Просто голова разболелась.
– Иди умойся. Серьёзно. Я Гене скажу.
Кивнув, выхожу из кабинета и беру курс к туалету. Здесь они у нас гендерно нейтральные. Столько копий об это сломано, а ведь в большинстве организаций так всегда и было. Открываю кран. Плещу в лицо водой. На дворе жара – вода не слишком-то и холодная. Но на секунду действительно становится легче.
Именно этот момент Никита выбирает, чтобы, наконец, объявиться. Я машинально прикладываю телефон к уху. Вода стекает с руки прямо в рукав.
– Привет. Где встречаемся?
– Да погоди ты. Я звоню, чтобы сказать, что отдам Ками через пару дней. Она соскучилась. Ты же не против?
– Против, Никита! И впредь буду благодарна, если такие моменты ты будешь со мной согласовывать.
– Зачем ты раздуваешь скандал на ровном месте?
– Верни мне дочь. Сейчас же! – теряю терпение я.
– Ты её увидишь. Не веди себя как истеричка.
– Истеричка?! – мой голос действительно истерично взвивается. Я делаю над собой нечеловеческое усилие, чтобы обрести над ним хоть какой-то контроль. – Я не истеричка. Я мать…
– А я отец! И что?
Голос Никиты звучит насмешливо. Уничижительно. Я слишком хорошо помню эти интонации.
– Просто отдай мне мою дочь!
– И не подумаю. Мы не виделись месяц по твоей вине. Так что считай – я наверстываю.
– Вы не виделись месяц, потому что дочь тебе не нужна!
– Зачем бы я ее забирал? – притворно удивляется Никита.
– Чтобы сделать мне больно, – шепчу я, сжимая до боли трубку. – Чтобы ударить хоть так, если не можешь физически.
– Не выдумывай. Мы просто наверстываем, – фыркает Ник с таким пренебрежением, словно я и впрямь та еще фантазерка, и обрывает вызов. Меня немного ведет. Прикрыв глаза, я машинально делаю шаг назад и вдруг упираюсь… упираюсь… в живую стену.
От мысли, что у моего разговора с мужем были свидетели, бросает в холодный пот.
От свидетеля просто потрясающе пахнет… Он стоит рядом, не шевелясь, будто давая мне право самой решить – хочу ли я обернуться. А я ведь уже знаю, кто там за спиной. Ошибки тут быть не может.
Собрав в кулак все свои силы, поворачиваюсь лицом к Адаму Байсарову. Он смотрит на меня сверху вниз. Молча. Долго. Сведя в одну линию темные густые брови.
– Всё в порядке? – интересуется он негромко. Я киваю в ответ. Горло сдавлено.
– Твоему ребенку что-нибудь угрожает?
– Нет. Он все же ее отец. Просто выводит меня на эмоции.
Адам отступает на шаг, словно давая пространство, но взгляда не отводит.
– Сегодня можешь уйти пораньше. Считай, твой рабочий день подошел к концу.
От чужого участия в моей жизни, пусть даже такого несуразного, свербит в носу.