Отец делает шаг ко мне. Я ни на миллиметр не отступаю. Не потому что такая смелая. О, нет. А потому что просто не могу пошевелиться.
– Для себя я ничего не прошу, – в противовес его, мой голос звучит тихо-тихо. Отец замолкает, возможно, наконец, расслышав в этой тишине то, что он никак не ожидал. Может быть – зрелость. Может быть – покаяние. А может быть – банальную неприкрытую правду.
– Говори, что хочешь, и чтоб ноги твоей больше здесь не было!
– Хорошо. Я хотела тебя попросить прописать Ками в доме.
Отец открывает рот, наверняка чтобы мне отказать, но я его перебиваю рассказом о том, как Никита буквально похитил дочь. Показываю иски, которые планирую подать, в какой-то горячке убеждаю, что без этой чертовой прописки выиграть дело будет сложнее.
– Хочешь, чтобы я поговорил с судьей?
Это было бы идеально. Но я ведь помню, что он запретил мне его просить…
– Нет. Мне нужна лишь прописка для Ками. Со всем остальным я и сама справлюсь. Не сомневайся.
– Ты уже не справляешься. Скидываешь ребенка на мать. Еще и ее впутывая в свои интриги!
– Я же объяснила, почему Ками не может ходить в садик! Ты мог бы надавить на Никиту, и этот вопрос решился бы сам собой.
– Надавить? Я кто, по-твоему?
– Не знаю, – психую я. – Но давить на ни в чем не повинного Байсарова у тебя получалось неплохо!
Отец багровеет. Я бью по самому уязвимому. В который раз меня подводит моя бедовая горячая голова. Но что уж…
– Убирайся с глаз моих!
Сжав руки в кулаки, торопливо шагаю к дому.
– Ками, солнышко, собирайся. Поедем домой.
– Что происходит? Как все прошло? Только не говори, что вы опять поругались! – пытает меня мама, пока Камила носится по дому, собирая свои пожитки.
– Мы просто поговорили, – мямлю я.
– Лейла!
– Прости, мам. Нечего мне сказать. Прости, что втянула тебя в свои проблемы. Пока…
– Как это «пока»? Мы увидимся?
– Если отец будет не против.
– А садик? – в отчаянии мама встряхивает руками и оборачивается к ведущей на задний двор двери.
– Не знаю. Что-нибудь придумаю. Вы, главное, не ругайтесь из-за меня. Хорошо? Не хочу, чтобы вы ссорились.
В носу мучительно щиплет. К глотке подкатывают слезы досады. Ведь… Если так разобраться, никто из нас не виноват в том, что получилось так, а не иначе. Мы все – заложники своих стереотипов.
Камила уже натянула кроссовки, крепко держит зайца. И, что хуже всего, молчит. Это значит – она поняла, что ее отвергли. Поняла больше, чем должна. И больше, чем я бы хотела.
– Ками, ты готова?
– Готова, – кивает она, не глядя ни на меня, ни на бабушку.
Я беру её за руку. Мама открывает дверь. Я ступаю на выложенную красивой тротуарной плиткой дорожку. Прощаясь со своим прошлым теперь уж навсегда. Но стоит нам с Камилой дойти до калитки, как из сада выход отец. Уже без пиджака. В одной рубашке. Смотрит тяжело. Давя этим молчанием.
– Завтра утром, – говорит он, ни к кому конкретно не обращаясь, – вас будут ждать в паспортном. Не забудь документы.
Я замираю. Мама охает. А я просто не верю своим ушам. Он…
– Ты нам поможешь? – зачем-то интересуюсь я. Отец морщится:
– Не задавай лишних вопросов. И давай уж езжай, пока я не передумал, – и вновь скрывается в густых зарослях сада. Мама поворачивается ко мне. Она вся в слезах. И мне хочется задержаться, чтобы ее утешить. Хочется успокоить… Но мне ясно дали понять, что несмотря на некоторые поблажки, места в этом доме мне нет. Да и такси подъезжает к воротам.
– Спасибо за все, – шепчу я и тяну за ручку Ками к калитке.
По дороге домой пытаюсь как-то утрясти в голове события этого вечера. Вечера, когда было так много сказано. Я даже немного собой горжусь, что нашла, наконец, смелость рассказать правду. Мне терять нечего, а вот Байсаровым – которым мой отец мстил без всякой на то причины, очень даже. Может, он и не подарок, но все же умеет признавать свои ошибки.
Рука тянется к телефону. Вероятно, будет правильно рассказать Адаму, что вражда осталась в далеком прошлом? Или женщине не стоит вмешиваться в мужские разборки? Да, скорее всего. Отец наверняка придумает, как принести извинения и наладить изрядно подпорченные отношения.
Но все равно в мозгу пульсирует – позвони, позвони, позвони…
И даже этот голос навязчивый. Что уж говорить о звонке. Нет. Не буду.
А если поблагодарить? За то, что подвез. Выручил. Да ну! У меня и номера его нет.
Пока я судорожно соображаю, как поступить, мой телефон оживает.