Нет, я понимаю, что она всегда, что бы там ни случилось, будет в первую очередь на стороне Адама. Но, кажется, я и сама на его стороне, господи. Это ли не любовь? Бескорыстное желание сделать так, как будет для него лучше? Любишь – отпусти. Это ведь про это, правда? Что ж так больно-то?
– Мы пойдем! – шепчу в каком-то отчаянии. Хватаю Ками за ручку и ухожу прочь.
– Это мама Адама! – замечает она.
– Точно…
– Он сегодня придет?
– Нет.
– Почему?
– Потому что он – большой человек. У него много дел и обязанностей. Смотри, кажется, наш поезд.
Вагон полупустой. Я стаскиваю с себя пиджак и накидываю поверх ветровки Камилы, ругая себя за беспечность – она только выздоровела! Зря я вообще согласилась на эту прогулку.
– Но ведь он нас любил? – спрашивает Ками, как только мы устраиваемся на двух смежных местах у окна. Мои пальцы замирают в её волосах. Дыхание сбивается. Становится частым-частым.
– Да, моя хорошая. Конечно, любил.
– И сейчас любит? – настаивает она.
Я молчу. Потому что если скажу «да», она будет ждать. А если скажу «нет» – предам саму себя.
Кому вообще нужна эта свобода? С чего он взял, что так будет лучше?!
Ками своего вопроса не повторяет. Дома просит поиграть на телефоне, и хоть обычно я строго дозирую такого рода вещи, в этот раз позволяю ей все, лишь бы она не грустила. Так что сообщение от Васьки я замечаю лишь вечером. И еще одно, которое каким-то немыслимым образом выше в списке. Да еще и прочитано.
Сглотнув, включаю голосовое, отправленное с моего номера.
«Привет, Адам. Это Ками. Я знаю, что ты очень большой и занятой человек. Что у тебя много важных дел и всяких обязанностей, но если вдруг у тебя появится свободное время, знай, что я жду тебя и скучаю. Ну все… Пока».
«Привет, Ками. Очень рад это слышать. И, кстати, в последнее время я переделал столько дел, что заслужил отпуск. Что скажешь насчет того, чтобы провести его вместе? Как семья?»
«Ты, я и мама?»
«Самый лучший состав».
«Наверное, люди решат, что ты мой папа. Они всегда так думают, когда мы гуляем вместе».
«Правда? Вот это да. И что ты по этому поводу думаешь?»
Ответить Ками не успела. Как и не успела стереть следы преступления, если предположить, что ей хватило бы мозгов это сделать, чтобы сохранить их переписку с Байсаровым втайне от меня.
«Адам, пожалуйста, перестань обещать несбыточное! Она же маленькая… Она верит!» – зло вдавливая пальцы в экран, строчу я.
«В свою очередь обещаю сделать так, чтобы Ками тебя больше не беспокоила», – добавляю в следующем сообщении.
«Лучше открой мне двери. Что у вас с домофоном?»
Глава 24
Адам
Весь день я как заведённый закрываю задачи. Подписываю документы, отправляю инструкции, согласовываю условия запланированной на следующую неделю сделки, отвечаю на сотню писем, будто так можно заглушить шум внутри. Словно движение – это броня от преследующих меня сомнений, страха и боли. Я работаю, не поднимая головы и не давая им подточить мою решимость. Я уже все решил. И просто нет смысла гонять по кругу одни и те же доводы и контраргументы.
К вечеру отправляю последний файл, выключаю ноутбук и выдыхаю. Голова гудит от нелегких решений, которые я на днях принял. Но я и не надеялся, что это будет легко, так что хрен с ним.
Впервые за долгое время я не возвращаюсь в свою квартиру, а сразу же поднимаюсь к родителям. Захожу внутрь сам, без звонка, с уверенностью человека, считающего этот дом своим. И всё равно дрожу. Как будто я снова мальчишка, а не взрослый мужик, собирающийся взять ответственность за свою жизнь исключительно в свои же руки.
Обнимаю маму, колдующую у плиты вместе с Ами. Та, как обычно, больше мешает, чем помогает. Целую в макушку сначала мать, потом сестру, забираю у нее ложку и беспечно снимаю пробу с кипящего на плите блюда. Ами возмущённо пищит. Мама улыбается, но в ее улыбке мне чудится напряжение. Она так тонко чувствует, что мое веселье – не более чем бравада.
– Ты как раз к ужину. Я сегодня несколько задержалась.
– Не пойму, почему ты вообще не поручишь это все домработнице.
– Потому что вы любите именно мою стряпню, а мне нравится вас радовать.
Стандартный ответ. И как мне кажется, очень искренний. Но я все равно переживаю:
– Береги себя, мам. Не перенапрягайся. Это в сто раз важнее.
Сбитая с толку серьезностью моих слов, мама лепечет:
– Да разве я напрягаюсь? Это совсем не трудно. Говоришь, словно я какая-то развалина, Адам.