Я киваю. Руки холодные. В голове шум. Папка с договором тяжело приземляется на стол. Вася садится рядом, показывает пальцем:
– Вот, начни отсюда. Будь внимательна, но не затягивай. Гена не любит медлительных.
Она исчезает. Я остаюсь наедине с текстом. Буквы скачут. Руки дрожат. Но я сжимаю зубы. Чёрт побери, в этой задаче нет ничего сложного. Я обязательно справлюсь.
Глава 4
Адам
– Мне кажется, или за неделю ты стал еще больше? – посмеивается отец, обнимая и от души похлопывая меня по спине.
– Может быть. Я на наборе массы.
– Курсишь? – сощуривается родитель. Узнаю этот взгляд. Он как сканер. От него ничего не укроется. В детстве мы с братьями были уверены, что отец знал даже о том, когда и сколько раз мы подрочили.
– Да не. Сто раз уже говорил.
Отец – фанат качалки, но жесткий противник любой химозы. Впрочем, в этом мы с ним похожи. И такая генетика, если честно, не может не радовать. В свои сорок пять мой старик выглядит просто, блядь, потрясающе. Узкие бёдра, широкие плечи, пресса восемь кубов – у меня, кстати, шесть, но он гораздо суше. Неудивительно, что в свое время батя перетрахал полгорода. Черт. Мысли об отцовских изменах неизбежно наводят на мысли и о его невесте.
Умом я понимаю, что в той ситуации вины Лейлы нет. Во-первых, потому что с матерью отец развелся раньше, чем начались их так называемые отношения. А во-вторых, потому что Лейлу тоже вряд ли кто спрашивал, сосватав за мужика, годящегося ей в отцы. Непонятно только, какого черта я так напрягся, когда увидел ее сегодня. Что меня насторожило? То, что она так внезапно возникла у нас на радарах? Вполне вероятно. Пусть даже времена, когда Лейла Саттарова могла выбирать себе мужа, остались в далеком прошлом. Если верить сплетням, неизбежно доходящим до каждого, кто хоть сколь-нибудь интересуется жизнью нашей диаспоры, у этой женщины в принципе нет шансов найти себе мужа. Но означает ли это, что за неимением других вариантов она решила подобраться к моему старику? Не уверен. Впрочем, не исключая такой возможности, решаю следовать правилу – держи друзей близко, а врагов еще ближе.
В памяти свежи воспоминания о том, как однажды отец привел ее в дом. Прямо на глазах у матери, которая только-только начала оправляться после инсульта. Теперь у них все хорошо. В смысле, у отца с матерью. Старик остепенился и, кажется, наконец, понял, как ему повезло с женой. Сейчас он так на нее смотрит, что окружающие отводят глаза от неловкости. Мы с братьями, кстати, тоже. Но Лейла-то не в курсе, что у родителей – второй медовый месяц. И вполне может рассчитывать на то, что отец обратит на нее внимание, сделав своей любовницей.
Или я чего-то не догоняю? Как знать? С тех пор, как я понял, кто передо мной – ничего хорошего в голову тупо не лезет. Так что да… Лучше держать ее в поле зрения. Береженого бог бережет. Хорошая пословица, хоть и не наша.
– Адам!
Неожиданно в кабинет врывается моя маленькая сестра, и разговор с отцом прерывается сам собой.
– Привет, принцесса! – подкидываю Ами до потолка. Она легкая словно пушинка – это совсем не сложно. Визжит. Дрыгает ногами. Обняв, целует в заросшую щеку, недовольно морщит нос – не нравится мелкой, как колется моя борода.
– Привет, папочка.
Батя расплывается в блаженной улыбке, когда Ами, скатившись с меня, словно с горки, устраивается у него на коленях. Он вообще очень трепетно относится к единственной дочери. Со мной и братьями отец вел себя совершенно иначе. Был строже и требовательнее. Тут же… Сказано – девочка. Еще и довольно поздняя.
Родителям было около сорока, когда они нашли Ами, брошенную биологической матерью. Я тогда не понимал, на кой им это надо. Точнее, матери, которая как раз восстанавливалась после инсульта. Отец ведь тоже поначалу был не в восторге от мысли об удочерении. Но мама в этой малышке силы черпала. Глядя на нее, она улыбалась. И ради нее во многом дала отцу еще один, самый последний шанс. Это оказалось гораздо важнее любых наших предрассудков. И хорошо. Сейчас без Ами нашу семью невозможно даже представить.
Пока я предаюсь воспоминаниям, отец с дочкой о чем-то оживленно переговаривается. Ами что-то лепечет ему на ухо, батя улыбается. Смотрит на неё с такой нежностью, что в другой ситуации я бы проникся. А сейчас могу думать лишь о том, не разрушит ли Лейла нашу семейную, мать ее так, идиллию.
– Ой! – вдруг вспоминает Ами, округлив глаза. – Я же пришла позвать вас ужинать! Скорее! Не то все остынет.
Малышка уносится по коридору, топая пятками по паркету. На ней розовое платье и красные носки со Спайдерменом. Стиль – наше все, ага. Я криво улыбаюсь, но вернувшиеся мысли о Лейле стирают улыбку напрочь. Это начинает раздражать. Потому что, сколько бы я себе ни говорил, что всё под контролем – я этого не чувствую.