— Нормально, — в голосе Дример не было эмоций. Он был пустым, словно сосуд с терпким вином.
— Не обращай на них внимания. Сейчас ты двигаешься в правильном направлении, Эрин. Ты молодец.
Вся школа, наверно, была готова поспорить с этим утверждением, но Беверли, в своей привычной манере, плевала на нее и весь мир. Этот момент был похож на тот, что был на пригорке, когда только начинался пикник, положивший начало всем последующим злосчастным событиям. От Хэнскома продолжало веять холодностью, особенно яро проявляющуюся в его черных-черных глазах: всякий раз, когда Эрин смотрела в них, на ее коже появлялись мурашки, тут же разбегаясь врассыпную по всему телу. Русоволосая поджала губы, так, что они чуть не исчезли с ее лица. Но снова вернулись на место в тот момент, когда она вновь оказалась в мягких объятьях Беверли, и в этот раз рыжая накрыла ее губы легким, практически неощутимым поцелуем. Красноватые губы Марш были мягче, чем ее руки. Бен, выглядывающий из-за ее спины, изменился в лице, но лишь на долю секунды. Однако, приподнятые брови и приоткрытый рот вряд ли вылетят из русоволосой головы так быстро. Эрин вывернулась из рук доброй ведьмы и, не прощаясь, пошла дальше. Она шла в свой коридор, надеясь, что он такой же безлюдный, как всегда: как тогда, когда его еще не нашла Бев и когда туда не приходил Стэн.
Если подумать, она могла бы еще остаться дома. У нее было три дня на адаптацию к новой жизни, в которой уже не будет хулиганов, а вместе с ними прежней популярности и уважения. Глупо было надеяться на то, что все останется прежним: особенно тогда, когда она только вошла на территорию, проходя мимо ворот и тут же ей в спину прилетел камень, пущенный каким-то недоброжелателем. Остаток дня недоброжелателей становилось все больше и больше. Они не боялись выходить в свет, зная, что теперь чертова Дример не хулиганка и у нее нет никакой опоры. Наверняка, в головах каждого из них крутилось недавнее сообщение Крисса, пущенного в уши каждого, кто попадался ему на пути. Чертова Дример больше не в нашей компании. Она никчемная шлюха и теперь вы можете гнобить ее столько, сколько пожелаете. Почему-то она сегодня ни разу не столкнулась с Виком. А может быть он попадался ей на пути, но Дример не обратила на него внимание, зацикленная лишь на разрушенной репутации и тех, кто ежеминутно ей об этом напоминал.
Следующими, кто это сделал, стали ее одноклассницы, Нил Колфилд и Рути Блэквелл. Когда Эрин пришла в свой (удивительно, как быстро он стал именно ее) коридор, они были уже там. Рути — с такими же русыми и длинными волосами, похожими на Эрин, но с глазами карего цвета, теплыми, как топленый шоколад и ни в какое сравнение не идущими с ее серой сталью — расположилась на подоконнике в той позе, какую обычно принимала Эрин, когда садилась на него: у Блэквелл была закинута нога на ногу, а руки откинуты назад, на которые она облокачивалась с приподнятой головой. На лице у нее было такое самодовольство, что Дример подумалось, что Рути ее пародирует. Получалось, кстати, не так уж и плохо. Рути была одной из главных мисс язык-без-костей в этой школе, чего нельзя было сказать о ее подруге. Один только вид Нил всегда говорил о том, что любая шуточка в ее адрес может стать для собеседника последней. Она стояла в той же позе, что Бен, встреченный недавно Дример. Но в ней не было того обаяния и дольки очарования, присутствующего в пухленьком Хэнсоме, милота которого не перебивалась даже его тяжелым и серьезным взглядом. Глаза Нил — узкие и такие же карие, как у ее подруги — были совсем не серьезными и какими-то растерянными. Дример казалось, что она смотрит сквозь нее, но все равно ей было не по себе. Нил и Рути раньше были в компании Гренды — до тех пор, пока Эрин страшно не разозлилась на них (как не будет она пытаться, но все равно не вспомнит, за что именно). Тогда Дример подговорила Генри, чтобы он надавил на Гренду, и она выкинула подружек за борт сборища самых популярных девчонок — главных сучек — этой школы.
— Что, Дример? Закончилась твоя популярность? — наверно, скажи кто-нибудь Эрин, что когда-нибудь то же самое случится и с ней — она бы ни за что не поверила. Более того, на такого шутника она бы сорвала стаю своих верных собак и была бы очень этому довольна.
Кто же еще знал, что когда-нибудь они сорвутся на нее.
— Да, Нил. Я сука и неудачница. Мне уже об этом сказала почти вся школа, так что не надо еще и вам повторять, — спокойно отвечала Дример. — придумайте что-нибудь новое, если вам тоже хочется покрыть меня дерьмом. Хорошо?
— Хорошо? — спросила Колфилд так, будто Эрин предлагала какую-то чудовищную сделку, в которой для нее пользы не было никакой. Она обменялась взглядом с Рути. На лице последней смешно напряглись все мышцы — оно слегка перекосилось, от чего создавалось ощущение, что по нему ударили битой. Смешок вырвался из Дример так неожиданно, что она удивилась ему также сильно, как Нил. — Ты еще смеешься в такой ситуации, Эрин? А тебе будет смешно, если мы тут побьем тебя, как шваль? Мы легко можем это сделать, потому что за тебя никто не заступится. Ты никому нахуй не нужна.
— Да, никому не нужна, никому не нужна, — закаркала Рути. Она картавила и шепелявила. Эрин всегда казалось, что когда-нибудь она вообще разучится говорить и превратится в попугая, на которого так похожа своими поддакиваниями.
— Так вы мне что-нибудь нового скажите? Я обращаюсь сейчас только к Нил, Рути. С тобой-то все понятно. Ты ничего, кроме повторений не очень остроумных высказываний своей подружки, выдать не можешь.
Эрин неуклюже балансировала на тонкой веревочке, растянутой над темной и бездонной пропастью — готовой сожрать сразу же, как в нее упадешь — и когда кулак Нил встретился с ее нижней губой, она почувствовала, что поскользнулась и чуть не свалилась вниз. Но поднимая голову назад, машинально опущенную после удара, Эрин не скрывала ухмылку, вызванную радостью — тем, что она все еще держится, и никакая сука Колфилд это не испортит.
— Защищаешь свою подружку? — как последней мазохистке, Дример нравилось смотреть за тем, как на конопатой мордашке Нил раздуваются ноздри от злости. — На твоем месте я бы не связывалась с такой кон… — неуместную издевку Эрин прервал следующий удар, обрушенный уже на левый серый глаз.
Удивительно, но пощечины Крисса почти не оставили за собой следов, в отличии от ударов такой хрупкой с виду Нил. Дример, даже не смотря в зеркало, уже точно могла сказать, что ее лицо пестреет боевыми ранениями, как будто на нее еще облили краски: на губу — красную, на глаз — фиолетовую. К последнему она притронулась, сразу чувствуя под пальцами пульсацию, словно глаз был живым и сейчас орал от боли. Ну, хоть у кого-то тут остались силы орать. Воспользовавшись затишьем со стороны Нил, Эрин облизала разбитую губу, тут же сморщившись и передернувшись. Она хотела вытереть кровь воротником, как слюнявчиком, но Колфилд вдруг очнулась и схватила ее за руку. Тут же она стянула с нее сумку (черную, лакированную, с посеребренной розочкой в самом центре), после чего шлепнула по руке. Эрин с визгом отскочила, потому что это было по настоящему больно.
— Красивая вещь, — вынесла Нил, осматривая сумку. Она показала ее Рути, карие глаза которой тут же зажглись восторгом, а в глазах чуть ли не вывелось наглое «боже, да, я ее хочу». Нил перевела взгляд на Эрин и неопределенно пожала плечами. — Думаю, что она тебе уже не нужна, Дример. Ведь правда?
— Отдай, — угрожающе прошипела она.
— Так забери. Вперед, Эрин, хоть раз сделай что-нибудь сама.
Нил отступила назад, почти подходя к черному входу. Рути подскочила с подоконника и ураганом пронеслась мимо на другой конец коридора, к главному входу. Эрин стояла между ними. Нил вывалила учебники, тетради и различные девчачьи безделушки из сумки сероглазой на пол, вызывая в ней новую порцию гнева. Она подорвалась вперед, как разъяренный бык на красную тряпку, но Колфилд кинула сумку Рути. С удивительной точностью она упала ей в руки, предварительно вытянутые. Блэквелл прижала ее к груди с умилением. Эта эмоция могла исчезнуть, когда Эрин бежала уже на нее с еще большим гневном, но этого не произошло. Рути кинула сумку назад Нил, тут же расслабляясь. Русоволосой вертели, как собачкой, чего та не замечала или, может, старалась не замечать. Эта сумка ей дорога. Очень.