Эрин все еще стояла здесь. Он бы мог ее обойти. Даже если бы она не позволила, толкнуть рукой, на проезжую часть и даже под машину, как хотел всегда, когда они были в ссоре. И тут она отошла слегка влево, улыбаясь. Мимо пронесся красный пикап, к зеркалу которого был привязан красный шарик.
Ричи снял свои очки, потер глаза и отвернулся. Мысленно сосчитал до пяти, пытаясь вспомнить новый номер Беверли, который она взяла после того, как горе-муженек совсем начал доставать звонками. Она рассказала о своем удачнейшем и прекрасном замужестве только ему, абсолютно уверенная, что Ричи унесет это с собой в могилу, даже если его раньше времени загонит туда гребанный Пеннивайз. Но почему-то он не мог вспомнить даже первые две цифры. В голове крутился вообще другой номер так настойчиво, будто Тозиер набирал его каждый день, буквально каждый час и прямо сейчас должен был по нему позвонить.
Рина Мечтательница ждет не дождется, когда он закончит читать новый выпуск «Бэтмена», позвонит ей и расскажет ответы на задачи по математике, которыми успел поделиться Каспбрак. «Бип-бип, Ричи» — скажет первым делом она в трубку, всегда зная, что сначала он начнет плести ерунду, а домашку пора уже закончить — Джейми скоро будет рваться в комнату и гнать ее спать.
— Ты все еще здесь… Черт побери.
Рина, скрестив руки, чуть дернула уголком губ и показала средний палец. Не говорила ни слова.
— Почему ты молчишь? — спросил Ричи. — Потому что я уже забыл, как звучит твой голос?
Эрин широко улыбнулась. Открыла рот и заговорила… беззвучно. Но по ее лицу Ричи мог понять, что она говорит что-то не очень хорошее. Если бы сейчас кто-то включил звук, он бы наверняка вновь его выключил. Ему было уже сорок лет. Последний раз когда он разговаривал с Эрин Дример был в другой жизни, где он оставил все свои гавайские рубашки и мысли об этом синим кардигане, который никогда ему не нравился и который до сих пор был на ней.
А ей до сих пор пятнадцать и звука так и нет. Тозиер плюнул и больше не смотрел на нее. Отошел к лавочке, так удобно расположенной перед переходом дороги в сторону аптеки, где находился Эддс, плюхнулся на нее и начал думать об этой новой жизни. Когда Эдди позвонит ему и пожалуется, что Ричи до сих пор не зашел за ним в аптеку, откуда они должны будут пойти к Майку? Наверно он сделает это в еще одной, третьей жизни, когда ему снова на Тозиера не насрать, и они вновь вместе.
Каспбрак кинул его через бедро после окончания школы и уехал строить новую жизнь. Ричи тоже решил так поступить, но поехал в противоположную сторону автостопом — вообще бы переехал на другую планету, подальше от бывшего парня и этого ебаного Дерри, о котором он вспомнил — о, чудо! — только три дня назад, когда позвонил Майк.
А об Эрин он и вообще забыл. Она уже сидела рядом с ним на лавочке и продолжала говорить.
— Бип, — Ричи щелкнул воображаемым пультом несколько раз. — Да чтоб тебя, блять! Говорил же я своему менеджеру много раз, чтоб он переставил батарейки! Уволю нахуй, Джим! Пошел ты нахуй, раз послушал меня и нашел ближайший билет в эту деревню! А ты больше всех пошла нахуй!
Эрин беззвучно смеялась.
— Гребанная самоубийца… Зачем было кончать с собой? Как ты вообще эта сделала?
Тут она пожала плечами.
— Пришла узнать, как у меня дела? — спросил Тозиер. Он развернулся боком, чтобы смотреть девчонке в глаза. Рот ее, слава богу, закрылся. — Лучше всех. Просто я не покончил с собой в дурдоме, бросив близких. Крыша у меня предварительно тоже не поехала. Я дожил аж до сорока лет, когда у меня появилось первое желание сдохнуть. А еще у меня свое телешоу, зрители которого считают мои шутки такими же смешными, как и ты!
Ричи резко прервался. Он… помнил это. Он помнил, что чертова Дример обожала его шутки и смеялась даже с самых убогих.
— Хах… — гаркнул он неожиданно громко; будто бы сплюнул всю ту гадость, над которой они угарали в далеких восьмидесятых годах вместе. Черви, сопли, анусы и прочее… Это все казалось таким смешным. Ричи и Эрин сошлись на общей почве отбитого чувства юмора и бесили этим всех остальных.
Он вновь взял на себя первенство пошутить первым и даже заранее решил, что услышит от нее первый звук.
— Не удивлюсь, если все мои зрители — это все твои пропавшие сводные братья и сестры, которых нагуляла твоя шлюха мамаша. Помню твою мать… Вот прямо сейчас вспомнил… Всегда ее ненавидел.
Эрин не смеялась. Ричи задумчиво потер рукой подбородок и внимательно на нее посмотрел. Если отбросить здравый смысл и подключиться к логике душевнобольных, можно смело предположить, что Эрин не была его галлюцинацией. Ведь в таком случае она бы обязательно посмеялась с его шутки, как он был уверен. Но девушка тактично промолчала.
Пустынная улица позволяла дальше ему вести диалог в одно лицо с непонятно кем, без возможности быть забранным в ближайший диспансер Стонни Брука. Название было знакомым. Эрин там умерла. Он помнил это.
Ричи достал свой талисман.
— Это жетон в игровой автомат, — судя по лицу парня (ведь он до сих пор был слишком молод в душе!) вниманию Эрин должна была предстать интересная, но крайне грустная история. Грусть на лице Тозиера хотела, наверно, призвать грозовые тучи, но это было не кино и вряд ли сон; светило необычно яркое солнце, словно осени на дворе не было и десятки новых убийств тоже. Будто это был солнечный Лос-Анджелес, и никуда Ричи не уезжал. — Никто из вас не подцепил больную игроманию, кроме меня. Обожаю быть особенным.
Это и близко не было похоже на правду.
— А ты однажды вообще где-то просрала два таких; я думал, что точно тебя задушу. Только Дример могла засунуть сразу два жетона по очереди так, чтобы они оба застряли. Хотя, если бы мне это удалось, может тогда бы братишка твоего бывшего сумасшедшего ебыря не прославил бы меня на всю свою шайку чертовым пидором. Пусть когда-нибудь это и должно было произойти. В какой-то степени я рад… тому, что это не ты сделала.
Удивительно, но наверно впервые в жизни Ричи Тозиера, прирожденного комика, который пустил свою первую шутку раньше первых газов, не волновало то, что его не слушают. Эрин игралась прядкой волос в руке, подносила ее к губам, видимо желая обрести усы. По ее лицу можно было подумать, что они ей крайне необходимы. Это было в первые пять секунд; в следующие пять она теряла заинтересованность в этом действии и вообще ко всему. Глаза ее становились стеклянными. И привычная серость в них исчезала, они будто белели; словно она как и Беверли видела мертвые огни, но только одна продолжала в них смотреть.
Чтобы Ричи в них увидел? Смерть всех неудачников? То, как умерла сама Эрин? Или может альтернативные варианты будущего, где все неудачники живы, а Дример вместе с ними сосется со своим Стэном вблизи логова Пеннивайза, куда Ричи заманил всех, чтобы обоссать ступеньки у входа? Это было бы так похоже на него.
Но нет. Максимум изменений в еще одной другой жизни — это закрытие или, может, вообще предварительный отказ на показ его собственного телешоу. Отъезд из города Ангелов в какую-нибудь Атланту и новая работа раздавать листовки на улицах.
Тозиер перекрестился и вернулся к рассказу как раз тогда, когда Дример снова отключилась.
— Услышать от тебя хоть что-нибудь было бы все-таки невыносимо… Только звук — я покину эту дыру навсегда. Плевать на вселенское зло. Я не двинусь с места, даже если Оно лично закроет мою программу, и мне придется переехать с Беверли Хиллс в Сан-Педро…
Ричи еще много говорил. Говорил, говорил, говорил, словно ему отсчитали последнее время перед кончиной. Точкой невозврата он считал следующий день, когда они все договорились пойти на стрелу к Пеннивайзу — Тозиер засмеялся между «странно, что меня вообще пустили в этот город» и «уже аж двадцать один год назад» — и с помощью волшебных талисманов, тотемов, веры в любовь и дружбу и с помощью чего-нибудь еще покончить со всем этим, а потом пойти пить пиво или что покрепче. Ричи налил бы себе виски. Он очистит его разум и выгонит всякую дрянь из головы — мужчина надеялся, что Дример тактично останется здесь и не пойдет с ним дальше. Эдди в аптеке ждал его уже больше получаса, но вряд ли бы обрадовался, если бы Ричи наконец туда заявился. Под руку с бывшей подругой, которую видели только его четыре глаза, он бы улыбнулся и выпалил чушь, а рука его свободно висела бы в воздухе — и болтал между делом он тоже с пустым местом. Уморительно.