— Какая ты... — прошептал вдруг Сергей, обжигая дыханием ее влажную от ласк грудь.
Кира смогла только распахнуть глаза и посмотреть вниз на взъерошенную макушку, вновь склонившуюся над ее телом. Картина была непривычная и чуточку порочная.
Не замечая Кириного взгляда, Сергей сомкнул губы на впадинке между ребрами и глубже втянул тонкую и нежную кожу, оставляя собственную метку. Слабая боль от наливающегося кровоподтека показалась яркой лишь в первую секунду, прежде чем стала затихать раздражающе-приятными волнами.
Кира, всегда равнодушная к любым формам проявления собственничества, вдруг почувствовала внутри себя новый виток возбуждения и закусила губу.
Сергей поставил ей засос. Первый в ее жизни.
И теперь она до саднящих губ захотела вернуть ему эту любезность.
Глава 12
Прелюдия, активно продолжаемая сейчас Сергеем, была мучительно приятна и совершенно естественна. На многие минуты Кира забыла про свои былые страхи, расслабившись и затерявшись в удовольствии.
Сладкие спазмы охватывали пылающее в ожидании тело, в голове воцарилась блаженная, райская пустота — ни тревог, ни забот, ни опасений. Если в ее сознании и существовали прежде какие-то мысли, то в эти мгновения они вторили голосу плоти, а не разума. Кирой правила непривычной силы жажда — покориться мужчине и им же обладать.
Она больше не думала о том, достаточно ли умело отвечает на поцелуи, не беспокоилась, как выглядит расхристанная на обеденном столе, не сомневалась в том, по душе ли Сергею ее робкие ласки. Ее поглощенный ощущениями мозг впервые не справлялся с многозадачностью.
Руки и губы Сергея определенно знали свое дело. Уверенные движения, каждое из которых — намеренное и расчетливо точное — вызывали в Кире задуманные им реакции, однако куда сильнее действенных ласк опытного мужчины ее опьяняла его увлеченность процессом.
Сергей ее смаковал. Так, что у Киры ни единого сомнения не возникло в том, что он ее хочет. Не секса как такового. Нет, именно ее, Киру Охрицкую, пока еще девственницу, что до встречи с ним и не целовалась ни разу.
В его ласках она находила головокружительное знание: ему настолько нравится к ней прикасаться, что он вовсе не против отстрочить собственное удовольствие, что прелюдия с ней — не стандартная «обязаловка», а еще один способ наслаждения друг другом.
Кире требовалось подобное подтверждение собственной необходимости мужчине, теперь она это понимала. Вряд ли она решилась бы... доверилась бы — особенно в первый раз, — эгоисту, нацеленному лишь на собственные желания.
Сергей целовал ее губы, и у нее темнело в глазах от запредельности, нереальности перетряхивающих все ее нутро ураганов из пресловутых «порхающих бабочек». Правда, ведь, порхают, а Кира до недавнего времени считала, что сравнение это избитое и далекое от действительности.
Впрочем, еще вчера она полагала, что грудь у нее не самая эрогенная зона, но, как оказалось, полагала ошибочно. Стоило Сергею лишь едва задеть вершинки мгновенно затвердевших сосков кончиками пальцев, как напряжение внизу живота усилилось почти до боли. Чем больше внимания он уделял ее груди, сжимая, оглаживая, потягивая; целуя, посасывая и прикусывая, тем круче подбрасывало Киру на невидимых виражах.
Все чаще она тихо постанывала, разогретая и готовая, откликающаяся на самый слабо ощутимый контакт собственного тела с телом Сергея. Оставив на ее животе, чуть выше пупка, засос, он губами спускался ниже, попутно стягивая с нее давно надоевшую им обоим юбку. Та бесшумно упала куда-то на пол. Кира в унисон Сергею вздохнула, почувствовав под почти обнаженными бедрами прохладу столешницы, а затем — теплые пальцы на кружевной границе чулок и влажные губы у кромки трусиков.
Пульсация между ног стала нестерпимой. Кира попыталась сжать бедра, надеясь заполучить хотя бы капельку облегчения, но Сергей не позволил. Выдохнув — то ли рассерженно, то ли умоляющее, — она замерла в ожидании.
— Терпение, — прошептал он, не отрывая губ от ее мгновенно напрягшегося живота: его дыхание опаляло раздраженную короткой щетиной кожу, и сочетание этих ощущений лишь прибавляло происходящему чувственности. — Я только начал. — Резко скользнув по бедру чуть выше, его ладонь ребром уперлась во влажную ткань кружева, а затем надавила.
Кира громко застонала.
Два его пальца — указательный и средний — смело забрались под трусики и прижались к горячей и мокрой коже. Медленно и свободно они скользнули вперед-назад, намеренно не добираясь до клитора, пока большой сквозь ткань надавливал на лобок, отчего томительная неудовлетворенность возрастала и возрастала, отчаянно и безрезультатно стремясь к недостижимому освобождению.