Движения мужских пальцев казались Кире не только будоражащими, но изучающими, словно Сергей прямо сейчас исследовал самую сокровенную часть ее тела. Узнавал и запоминал. Какая она на ощупь и на... вкус.
Мутными от возбуждения глазами Кира смотрела на самую порочную и откровенную картину в своей жизни: отстранившись и выпрямившись, Сергей поднял руку, которой только что ее касался, к собственному рту и облизал. Неторопливо, с явным наслаждением. Найдя при этом Кирин взгляд своим, темным и совершенно бездонным. Поглощающим.
Ее прошибло всю — с головы до ног. Ничего развязнее и горячее Кира в жизни еще не видела. Ее потряхивало изнутри, тело ныло, как обожженное, за грудиной бухало сердце — да так, что отголоски его ударов достигали горла. Желаний вдруг стало слишком много: ни одного не разобрать, но осуществить было необходимо все и немедленно, иначе — точно смерть.
Кире подумалось, что она сейчас готова просто наброситься на Сергея, лишь бы он не прекращал делать с ней все то, что делал прежде. Одной ей эту муку, это саднящее раздражение напополам с предвкушением небесной легкости, ни за что на свете не унять.
Только с ним.
И Кира потянулась к Сергею, едва приподнялась на локтях, надеясь сесть на столе, но мышцы ослабели как никогда. Движения давались тяжело и выходили неловкими, словно она была изрядно пьяна.
— Лежи, — ее остановил мягкий и тем не менее приказывающий шепот. Склонившись к Кире, Сергей осторожно опустил ее обратно на столешницу. — Сначала ты, — выдохнул он ей на ухо, следом прижимаясь губами к мочке.
Кира едва слышно застонала: приятно. Просто ужасно приятно.
От мурашек, пущенных его губами по ее шее. От слов. От его запаха. Тепла.
Наверняка после сегодняшней ночи она обречена возбуждаться от одного присутствия Сергея поблизости. У нее уже сформировался вполне предсказуемый ассоциативный ряд. Очень откровенный и яркий, как идеальный порнофильм.
— Ты такой щедрый? — к собственной гордости у Киры все-таки получилось сострить.
Сергей хрипло рассмеялся.
— Я люблю долгий, обоюдно приятный секс, — проговорил он тихо, не отрывая горячих губ от сверхчувствительного места у нее за ухом, и Кира готова была плакать от остроты охвативших ее тело ощущений.
Поцеловав ее в шею, Сергей огладил теплыми и чуть шероховатыми ладонями ее грудь, ребра, талию и живот. На секунду он остановился у кромки трусиков, а затем резко, не церемонясь, стянул их вниз. Кира помогла ему, подтянув повыше ноги, чтобы Сергею не пришлось и на миллиметр от нее отрываться. Последние полчаса ей было уже не до девичьего стеснения.
Она и Сергей то и дело встречались взглядами, и каждый раз Киру в мгновение зрительного контакта обдавало жаром. Вот и теперь, когда к ее, облаченной в тонкий капрон, икре внезапно прижались мужские губы, она смотрела в глубину почти черных зрачков и трепетала.
Чулки ничуть не приглушали буйства ее реакций. Быть может, даже добавляли им некоей изысканности и остроты. Как минимум тем, что более чем заметно сводили Сергея с ума: у Киры голова кружилась от тех взглядов, что он бросал то на черное кружево, то на нее саму.
Она могла его понять: даже ей, стопроцентной гетеросексуалке, нравился вид женских ног в чулках. Классика нижнего белья, стоило признать, работала верно и непогрешимо.
Впрочем, скоро у Киры не осталось ни сил, ни возможности о чем-либо думать и что-либо замечать. Глаза закрылись сами собой, в немом стоне распахнулся рот, распластанные на столешнице руки искали за что зацепиться, но безуспешно.
Голова Сергея теперь была между ее ног. Его рот, горячий и влажный, лег на клитор и половые губы. Язык мастерски и совершенно бесстыдно обвел вход, прошелся вверх-вниз, рассекая выступившую смазку и вновь устремился к центру, ныряя глубже, рассказывая и обещая большее.
После были губы, вбирающие нежную, пылающую плоть, посасывающие ее с характерными хлипкими звуками, пошлыми до невозможности и столь же возбуждающими.
Были пальцы, уверенные и ласковые, проникающие внутрь и растягивающие тугие, непривычные к проникновению мышцы. Скользкие от ее смазки и его слюны, они надавливали на клитор, кружили вокруг него и исчезали, но возвращались — еще безжалостнее и настойчивее прежнего.
Доведенная до бессознательного состояния, Кира пропала, провалилась в иное измерение и зависла между этим миром и гедонистическим раем, из которого не хотелось возвращаться ни за какие земные и небесные блага. Она ничего не мыслила и ничего не могла, полностью отдав власть Сергею, ставшему на долгие минуты богом.