Все еще погруженная в собственные мысли, она вышла на лестничную площадку, а через пару секунд уже поворачивала в замочной скважине ключ. Не замечая чужого присутствия поблизости. Не слыша шаркающих шагов и тяжелого, болезненного дыхания старого, больного человека.
— Доча? — окликнули кого-то.
Не Киру, разумеется. Ее некому было звать вот так, по-родительски. Однако что-то забытое, загнанное вглубь за ненадобностью, уже заставило ее обернуться. На рефлексе, по памяти детства. Совершенно неосознанно.
Грузного старика, стоящего на один лестничный пролет ниже, Кира узнала не сразу, но иррациональное чувство страха, появившееся мгновенно, расставило все по своим местам.
— Пошел вон, — выговорила она ровно, не позволив ни одной эмоции просочиться сквозь плотно сжатые челюсти.
— Доченька, — зашептал жалостливо кошмар всей Кириной жизни и ступил на ступеньку выше. — Кирочка, как я рад…
— Вон. — Ее заколотило, но только внутри. Внешне, кажется, ничего не выдавало ни хлынувшей по сосудам ярости, ни презрения. — Пошел. Вон.
— Ну как же… — замямлил он в ответ, но остановился на месте. — Я виноват. Да-да, я виноват, доченька, прости. Прости меня.
Киру затошнило.
— «Прости»? — рассмеялась она зло. — Ты… — Прозвучало как плевок подступившей к горлу желчи. — Ты думаешь, это можно простить? Я смотрю, тебе и пятнадцати лет не хватило, чтобы понять, какая ты гнида? Или тебе сокамерники не объяснили? — полюбопытствовала Кира со всем имеющимся внутри злорадством и с упоением отметила, как старик вздрогнул. — Ты зарезал собственную жену. Мать своего ребенка. «Доченьку» сиротой оставил. — Страха, оставшегося с детских времен, уже не было. Выражение в глазах напротив с каждым произнесенным ей словом менялось: от заискивающе-вопросительного к смятенному и затаенно-раздраженному, а уже после — откровенно злому. Как будто злой колдун, не рассчитав сил, не сумел удержаться в благородной и светлой личине.
— Заткнись! — рявкнул старик в ответ, но Киру его столь знакомая и не ставшая неожиданной деспотичная манера поведения не только не испугала, но распалила.
Он был жалок. Трясся всем телом, покраснел от гнева и то и дело сжимал кулаки, наверняка испытывая желание кинуться в ее сторону и ударить, как мог раньше.
Кира усмехнулась. Чувствовала, что лицо у нее сейчас застыло жуткой маской человека, которого ничем не возьмешь.
— Это ты заткнись, — ответила она холодно и двинулась к ведущим вниз ступенькам. — И убирайся отсюда.
— Я твой отец! Ты должна…
— Ты — убийца моей мамы, — зашипела Кира и быстро сбежала по последним ступенькам.
Теперь между ней и стариком оставалось не больше двадцати сантиметров. Вблизи последний выглядел еще омерзительнее — не внешне, а самой сутью: злоба в глазах, садистская агрессия в выражении лица и позе тела, — она прекрасно помнила его таким даже спустя почти много лет.
— Кирочка… — переменился тот вновь, легко сообразив, что напугать ее у него не выходит. — Что ты такое…
— У тебя есть три секунды, чтобы уйти отсюда самостоятельно… И только попробуй меня ударить, — произнесла она предостерегающе, с отвращением поймав полетевшую в ее сторону руку. Сжала, изо всех сил впиваясь кончиками ногтей в дряхлую пожелтевшую кожу, и отпустила, толкнув старика в грудь. — Пошел отсюда. — Тот под влиянием инерции и, кажется, страха, попятился. — Я не мама. Я в ответ врежу. А явишься еще раз — посажу.
— Доча…
— Вон. — Кира шагнула вперед, едва сдерживаясь.
Старик попятился. За его спиной звякнул лифт, из которого выбежали брат с сестрой с рюкзаками на плечах — соседи из квартиры снизу.
— Привет, Кира! — поздоровались они, не замечая напряженной обстановки на лестничной клетке.
Она быстро улыбнулась в ответ.
— Привет!
Дети, продолжая лукаво на нее поглядывать и шептаться, постучали в дверь. У Киры словно груз упал с плеч: она боялась, что их родителей нет дома. Кто мог знать, что готов сотворить агрессор, если под рукой у него окажется кто-нибудь совсем беззащитный.
Заскрежетали замки. Металлическая дверь приоткрылась, и в то же мгновение старик трусливо заскочил в лифт. Кира выдохнула.
— Пока! — радостно попрощались дети.
Она помахала им рукой и, кивнув их матери, развернулась и пошла к себе на этаж, размышляя о том, что маленькие брат с сестрой, кажется, ей очень помогли.
Ноги подкашивались. Руки трясло, но Кира сумела-таки попасть ключом в замочную скважину и зайти в квартиру, а после закрыться на все имеющиеся засовы.
Ни на что кроме сил не осталось. Тихо-тихо заскулив, Кира сползла по стенке на пол и зарыдала.