В последовавшем сердитом молчании оба быстрее зашагали по залитой лунным светом дороге.
Ферма располагалась особняком, в нескольких сотнях футов от дороги на Личфилд. Туда вела сумрачная вязовая аллея, и пройдя ее до половины, путники увидели в дверях дома застывшую в ожидании высокую фигуру. Когда они подошли ближе, стоявший нагнулся, взял фонарь и двинулся им навстречу.
— Доктор Дарвин, боюсь, вы опоздали. — Голос его был звучен и силен, точно у певца или опытного проповедника, однако в нем не слышалось ни тепла, ни привета.
Дарвин кивнул.
— По словам полковника Поула, ситуация выглядит скверно. Мой медицинский сундук тут со мной, в доме Мэтью Бултона. Если требуются какие-то лекарства или перевязочные средства, принести их можно в считанные минуты.
— По-моему, уже поздно. — Они поднялись на крыльцо, и доктор Монктон приостановился в дверях — широкий в плечах, с длинной шеей и красным костлявым лицом, на котором застыло суровое выражение собственного достоинства. — К тому времени, как полковник Поул покинул этот дом, больной уже впал в беспамятство. Чуть ранее вечером наблюдался бред, причем весьма своеобразный. У меня практически нет надежды.
— Это кто-то из работников Бейли?
— Нет. Прохожий, которому стало плохо неподалеку отсюда. Его спутница прибежала на ферму за помощью; На счастье, я как раз оказался там — лечу отца Бейли от ревматизма. — Он пожал плечами. — Само собой, в таком-то возрасте — абсолютно безнадежное занятие.
— Гм. Вероятно. — В голосе Дарвина не слышалось особой убежденности, но отстаивать свою точку зрения он не стал. — На диво удачно вышло, что вы как раз зашли сюда. Так расскажите, мистер Монктон, каково все же состояние этого самого прохожего.
— Безнадежно. Да вы и сами увидите, — прибавил Монктон в ответ на недовольное хмыканье Дарвина. — Он в судомойне, на лавке.
— Неужели один?
— Нет. С той женщиной. Я объяснил ей, что состояние больного крайне серьезно, и она, кажется, все поняла — просто удивительно для особы ее сословия. — Доктор поставил фонарь на приставной стол около входа и взял огромную щепоть табака из резной шкатулочки слоновой кости. — Оба они люди необразованные. Простолюдины с севера, шли в Лондон искать работы. Такое впечатление, будто она больше боится меня, чем тревожится о состоянии своего спутника.
— Так вот я опять и спрашиваю — а каково это самое состояние? — Дарвин уже не скрывал досады. — Уж лучше сообщите мне свое мнение тут, пока они не слышат… Хотя, насколько я понимаю, он все равно практически ничего не воспринимает.
— Совершенно ничего, хоть бы в дом молния ударила. Итак, его состояние, вкратце: глаза ввалились, закрыты, в глазницах видны только белки, лицо тусклое и серое, кожа грубая и сухая на ощупь, перед тем, как начался бред, больной жаловался на сильную дурноту.
— Его рвало?
— Нет, но, по его словам, сильно тошнило. И в груди болело. Мышечный тонус у него был вялый, и я диагностировал понижение чувствительности.
— А какой пульс? — Лицо Дарвина отражало предельную сосредоточенность. — Жар был?
Монктон на миг замялся, слегка растерявшись.
— Нет, жара не было, — наконец произнес он. — И мне не показалось, чтобы пульс был учащен.
— Гм-гм… — Дарвин поджал пухлые губы. — Никакого жара, пульс не учащен — и все же бред. — Он повернулся ко второму своему спутнику. — Полковник Поул, вы также все это видели?
— Видел, — энергично кивнул Поул. — Послушайте, я знаю, что у медиков принято разглагольствовать о симптомах, пока больной не помрет, но вам не кажется, что лучше бы самому осмотреть этого человека, раз уж он еще жив?
— Непременно, — улыбнулся Дарвин, ничуть не задетый грубоватой манерой собеседника. — Но сперва хотелось бы узнать как можно больше фактов. Факты — очень важная штука, полковник, опора любому диагнозу. Неужели вы предпочли бы, чтобы я с маху ринулся оперировать и отрезал еще одну руку или ногу? Или же чтобы я обсуждал близкую кончину несчастного в присутствии его жены или дочери? Врачу не следует усугублять страдания больного и его семьи лишним горем. Но ведите же, доктор Монктон, теперь я готов осмотреть вашего пациента.
Джейкоб Поул, нахмурившись, последовал за двумя своими спутниками в глубь старого фермерского дома. На физиономии его к досаде примешивалось уважение.
— Все вы, костоправы, одинаковы, — пробормотал он. — У вас на все сыщется ответ, кроме как на саму болезнь.
В доме царил стылый полумрак. Посередине длинного, выложенного неровными каменными плитами коридора, что вел к кухне и судомойне, сиротливо стояла масляная лампа. На высоких полках лежали заготовленные впрок сморщенные яблоки — их кисловатый запах был неожидан и приятен.
Монктон открыл дверь в судомойню, шагнул в темноту и неодобрительно проворчал:
— Что за досада! Я же велел ей оставаться с ним, а она взяла и ушла, а за лампой не уследила. Полковник Поул, не принесете ли фонарь из коридора?
Пока Поул ходил за фонарем, Дарвин неподвижно стоял в двери, принюхиваясь. Наконец появился свет. Монктон огляделся и вскрикнул от удивления.
— Это еще что? Его тут нет! Он же лежал вот на этой лежанке в углу.
— Может, он умер, и его отсюда вынесли? — предположил Поул.
— Да нет, вряд ли, — отозвался Монктон, однако голос его впервые звучал неуверенно. — Разве его стали бы переносить без моего разрешения?
— Похоже, все-таки перенесли, — произнес Поул. — Впрочем, это-то как раз легко выяснить.
Он запрокинул голову.
— Уилли, ты где?
Крик эхом разнесся по всему дому. Через несколько секунд сверху раздался ответный вопль:
— Что стряслось, Джейкоб? Вам там требуется помощь?
— Нет. Кто-нибудь спускался вниз, Уилли? Я имею в виду, за время моего отсутствия.
— Нет. Я боялся подхватить заразу.
— Здорово звучит, — пробурчал Поул. — Бравый старина Уилли отсиживается наверху с трубкой и фляжкой.
— Кто-нибудь тут внизу употреблял табак? — негромко осведомился Дарвин.
— Что? — уставился на него Поул. — Табак?
— Принюхайтесь, дружище. Втяните воздух. — Дарвин шагнул в комнату. — Здесь разжигали трубку, причем за последнюю четверть часа. Ну что, уловили? И что-то мне сомнительно, чтобы курила жена того человека.
Он подошел к лавке и приложил к ней пухлую руку.
— Совсем остыла. Итак, мы здесь, но ни мертвеца, ни умирающего не обнаружили. Доктор Монктон, как по-вашему, долго ли еще мог протянуть этот незнакомец?
— Недолго. — Доктор Монктон неуютно откашлялся. — Я бы сказал, не больше часа-двух.
— За час до последнего таинства — и вдруг уходит, — пробурчал Дарвин и, покачав головой, присел на краешек лежанки. — Что теперь? Вряд ли нам будет легко его отыскать, а мы все трое и так уже потеряли вечер на эту историю. Если вы не против потратить еще пару минут, мне бы хотелось услышать, что там говорил этот пациент в бреду. Вы не против, джентльмены? Обсудим?
Поул и Монктон переглянулись.
— Если желаете, хотя я крайне сомневаюсь… — начал врач, возвысив свой звучный голос на добрых пол-октавы.
— Да ладно вам, — перебил Поул. — Давайте. Только к чему обсуждать это здесь, в судомойне? Пойдемте наверх. Бьюсь об заклад, Уилл Бейли найдет нам местечко поуютнее, а коли захотите, так и по стаканчику — очень может быть, у него сыщется даже вполне приличная замена этому вашему ревеневому пирогу. — Он повернулся ко второму врачу. — Как вы знаете, доктор Монктон, когда вы осматривали этого человека, я был не просто сторонним наблюдателем. С вашего позволения, я расскажу, что видел, а вы, если сочтете нужным, меня поправите. Согласны?
— Ну, даже не знаю. Не уверен, что мне так уж хочется…
— Замечательно.
Джейкоб Поул взял лампу и зашагал обратно по коридору, предоставив остальным выбор — следовать за ним или же оставаться в темноте.
— Полковник Поул! — Вмиг растеряв всю величавость, Монктон засеменил за ним, пока Дарвин, пряча улыбку, замыкал шествие. — Помедленнее, полковник, помедленнее. Или вы хотите сломать тут в темноте ногу?