Ударом для нее стали сегодняшние события, но ему незачем об этом знать.
— Он был моим родственником.
— А я нет.
— Я даже не знаю, кто вы.
— Я уже говорил. Я…
— Я не о том. Я ничего о вас не знаю.
— Здесь мы в одинаковом положении, — усмехнулся он.
— Нет. Вы знаете, куда мы поедем, что будем делать. Вам объяснили, как надо распорядиться моей судьбой, а я считала, что окажусь на свободе. — У нее дрогнул голос. Она с трудом взяла себя в руки.
— Ответьте хотя бы, почему вы согласились на это условие.
Это самое важное. Родители, судьба и проклятый Энрике Рамирез отдали ее жизнь в его руки. Волнение было невозможно скрыть: дрожащий срывающийся голос, пылающие щеки.
— Почему бы вам не присесть, мисс Мендес? — любезно предложил Джейк, надеясь, что сумеет с ней договориться.
— Я не хочу.
— Возможно, но все же присядьте. Сегодня был длинный, утомительный день. Я устал, раздражен и голоден. Что вам заказать на ужин? — Он взялся за телефон.
— Свободу. И только ее.
Он кивнул.
— Не сомневаюсь. Но…
— Но вы не собираетесь мне ее предоставить.
— Все не так просто, как вам кажется.
— Напротив. Следует лишь сказать адвокату, что вы отказываетесь от опеки.
— Хорошо. Предположим, я это сделаю. И что потом?
— Потом? Я буду свободна.
— Свободна? Вы останетесь одна в городе, который так же жесток, как и красив. Будете спать на улицах, побираться? Вы это считаете свободой?
— Как-нибудь выкручусь.
— Сомневаюсь. К тому же вы забыли самое главное. Вы не получите свое наследство.
— Получу. Я найму адвоката. Он докажет, что мои родители вовсе не хотели отдавать мою жизнь в руки чужого, постороннего человека.
— Конечно, не хотели.
— Вы и сами это понимаете. Мой адвокат свяжется с Эстесом, потребует изменить завещание и… что вас так удивляет, сеньор? Чему вы улыбаетесь?
— Я смеюсь вовсе не над вами. Я смеюсь над собой. Пару дней назад я рассуждал точно так же. Думал, что найму юриста, он свяжется с Эстесом и все устроится. — Его улыбка погасла. — Я был неправ. Другого выхода нет. Мы в ловушке. С завещанием ваших родителей ничего сделать нельзя. Так же, как и с волей моего… — Он осекся. — С завещанием, которое касается меня.
Катарина глядела на него с испугом, и из ее широко раскрытых глаз катились крупные слезы, которые она не смогла удержать.
— Почему я должна вам верить?
— Потому что я говорю правду.
Девушка не ответила. Она не виновата, поскольку не может посмотреть на ситуацию с его точки зрения. Джейк вздохнул.
— Послушайте, сегодня был ужасный день. Я предлагаю лечь. Здесь две спальни. Вы занимаете ту, что с душем. — Он с сомнением взглянул на ее жалкие пожитки. Их слишком мало, вряд ли ей есть во что переодеться. — Хм… освежитесь, пока я закажу ужин.
Катарина поняла, что голодна. При слове «ужин» ей захотелось есть, но она решила ему в этом не признаваться.
— Не беспокойтесь. Я не голодна.
— А я — зверски. Не хотите есть? Отлично, я поем за двоих. — Джейк опять взялся за трубку, на ходу снимая пиджак.
Он остался в бледно-голубой рубашке из тонкого батиста, напоминающего шелк. Катарина в этом отлично разбиралась, благодаря урокам домоводства матушки Элизабет.
Рамирез заказывал по телефону ужин, но она не прислушивалась к разговору, думая о том, что он раздевается, не обращая внимания на нее. Он расстегнул манжеты и закатал рукава. Она и раньше видела оголенные мужские руки. Садовник иногда закатывал рукава…
Катарина затаила дыхание.
Руки ее опекуна были крепкие и жилистые, слегка поросшие черными волосками.
Джейк снял галстук. Надо бы остановить его, напомнить о своем присутствии. Вместо этого она не отрываясь глядела, как он расстегивает пуговицы на рубашке. Одну, другую, третью, четвертую…
У него были мощная шея и красивая мускулистая грудь. Продолжая разговаривать по телефону, он вытащил рубашку из брюк.
— Да, да, кофейник американского кофе и стакан молока. Катарина разглядела шелковистую дорожку темных волос, плоский живот…
Он повернулся к ней, она подняла голову, их взгляды встретились, девушка развернулась и исчезла в спальне.
Услышав, что она включила душ, Джейк прошел в свою комнату.
Катарина способна его провести и, дождавшись, когда он уйдет к себе, убежать.
Может, так будет лучше?
У нее было такое странное выражение лица… словно она увидела… что? Привидение? Монстра?
Мужчину!
Можно поклясться, что девушка впервые увидела раздевающегося мужчину. В ее взгляде был не страх, нет, скорее изумление и любопытство. Словно она пыталась представить, что испытываешь, прикасаясь к его коже. Почувствовать разницу между его силой и собственной нежностью.