Наверняка под уродливым платьем скрывается прелестное тело.
У нее должна быть шелковистая и гладкая, теплая золотистая кожа, которая еще не знает мужской ласки. Грудь, которой никогда не касалась мужская рука. Соски, которые не испытывали прикосновение мужского языка или пальцев.
Джейк вздрогнул, стряхнул сумасшедшие видения, снял с себя одежду и встал под душ.
Переодевшись в серые мягкие брюки и майку, он вошел в гостиную. Дверь в другую спальню все еще была закрыта.
Но это вовсе не означало, что она там, за дверью.
Глупо было оставлять ее без присмотра, усмехнулся он… Но дверь номера на запоре. Если только она не умеет вскрывать замки.
Тут отворилась ее дверь, и Джейк обернулся.
Катарина Мендес стояла на пороге. Она сняла ужасное коричневое платье и предстала передним в белой ночной рубашке, на которую накинула белый гостиничный халат. По ее легкому вскрику он понял, что она не ожидала увидеть его в гостиной. Она судорожно запахнула халат и завязала пояс. Но прежде Джейк успел кое-что заметить.
Ночная рубашка была груба и неженственна. Но даже она не могла скрыть прелесть юного тела.
— О, — вымолвила девушка.
— О! — Джейк судорожно вздохнул.
Он перевел взгляд на ее лицо. Она смотрела на него из-под густых темных ресниц, и виду нее был испуганный и беззащитный. Еще влажные каштановые волосы разметались по плечам, отливая золотом.
Джейк не мог смотреть на нее, но и опустить взгляд тоже не мог. Эти босые ножки, выступающие из-под ночной рубашки, эти пальчики, лишенные маникюра, завораживали его.
— Я… я не знала…
— Я… тоже… — выдавил он.
Он поморщился, думая о своем разыгравшемся воображении. Но нужно прекратить эту игру в прятки и прямо сказать себе, что опекаемая им сиротка уже не дитя.
Она — женщина, великолепная яркая женщина, еще нетронутая и не разбуженная. Он обязан два месяца защищать ее от всех соблазнов, с которыми она еще не сталкивалась, и от мужчин, которые станут виться вокруг нее.
Одного из этих мужчин он должен выбрать ей в мужья, чтобы тот взял ее невинность. Уложил Катарину Мендес к себе в постель.
К счастью, в дверь постучали. Это принесли ужин.
Глава четвертая
Катарина обещала себе, что не притронется к еде. Вначале она так и делала. Она глядела, как Джейк приподнимал крышки и рассматривал блюда, бормоча и хмыкая. Потом он положил себе омлет с сыром и грибами и принялся есть. У нее от голода заурчало в животе, чего не бывает с воспитанными леди. От смущения девушка стала пунцовой. Он даже не взглянул на нее.
Катарина взяла стул и села напротив. Джейк наполнил для нее тарелку и передал ей.
— Благодарю, — холодно произнесла она, умирая от голода.
Такой вкусный омлет с грибами, сыром и беконом! Слегка обжаренные помидоры — пальчики оближешь. Вкус изумительный.
Она съела все, что он ей положил, два тоста с маслом и кусочек сыра. Когда Джейк протянул ей вазочку с ванильным мороженым, украшенным клубникой, Катарина решила, что хватит. Он считает ее ребенком, раз заказал мороженое только ей.
Чем раньше он поймет, что она не ребенок, тем лучше.
Но холодная горка ванильного мороженого выглядела так соблазнительно, а в школе это было редкое лакомство. Обычно на десерт давали пудинг и размороженные фрукты.
Можно позволить себе чуточку. Одну ложечку. И еще одну, и еще. Пока она соображала, ложка уже скребла по дну опустевшей вазочки. Девушка собрала остатки и слизнула их кончиком языка…
Подняла голову и увидела, что Джейк горящими глазами глядит на нее.
Внизу живота сладко заныло. Ее обдало жаром. Сердце забилось сильнее, к груди прилила кровь.
Катарина замерла. Она опустила глаза и провела пальцем по губам. Когда она подняла взгляд, ей показалось, что у нее начались галлюцинации.
В глазах опекуна не было ничего, кроме легкого изумления.
— Теперь лучше?
— Важно правильно питаться, — назидательно произнесла она.
— Мудрость от матушки Элизабет? — В уголках его губ заиграла улыбка.
— Я не желаю, чтобы надо мной насмехались, сеньор.
Джейк отодвинул тарелку и взял кофейник.
— Я не насмехаюсь, сеньорита, я просто комментирую.
— Он налил в чашку дымящийся черный кофе.
— Я тоже хотела бы кофе.
— Вы?
— Я.
— А в школе вам давали кофе?
— Нет, — не колеблясь, ответила Катарина, — но теперь я уже не в школе. — Она протянула ему чашку.