— Лиам, моя рука.
Я не осознавал, что сжимаю ее.
— Черт, мне очень жаль. Ты в порядке?
— Ты думаешь, мне нравится эта опера, потому что я похожа на Бьянку? — Она покачала головой. Было странно, как она могла читать мои мысли.
— Нет, — солгал я.
Слава Богу, у нас была отдельная кабинка.
Иначе нам действительно пришлось бы увидеть все те неприязненные взгляды, которые, я знаю, были бы направлены на нас.
— Это был один из первых спектаклей, на который мой отец отвел меня, — сказала она. — Я ненавидела их до тех пор, пока он не сказал мне, что это моя, Авиелы и его история. Он сказал мне, что он Фаллиеро, и через что ему пришлось пройти, чтобы помешать моей матери выйти замуж не за того мужчину. С тех пор каждый раз, когда я слушаю ее, я представляю их на сцене, разыгрывающими свою жизнь.
— Ты хочешь уйти?
Она не ответила; ее карие глаза расширились, когда она уставилась на певцов на сцене.
— Мел? Любимая, что такое?
Она покачала головой и указала на красный занавес сбоку от сцены. Она подвинулась вперед на своем сиденье, чтобы лучше видеть. Я проследил за ее взглядом, наблюдая, как маленькая итальянская актриса танцует вокруг двух мужчин, преследующих ее, но там никого не было. Посмотрев на Мел, она откинулась на спинку кресла, ее глаза были пустыми и совершенно остекленевшими.
— Мел…
— Мне показалось, что я видела ее — Авиелу — стоящую в углу. Она была в белом, а потом исчезла. Это произошло так быстро.
Я снова посмотрел, и снова ничего не увидел. К счастью для нас, свет постепенно разгорелся ярче, когда подошло время антракта и занавес опустился.
— Ты уходишь. — Я встал, вытаскивая свой телефон. Она была здесь. Я бы нашел ее, но я не мог этого сделать, когда Мелоди была так близко к опасности.
Она закатила на меня свои красивые карие глаза.
— Лиам, я даже не уверена, что видела ее.
— Когда ты когда-нибудь сомневалась в своей интуиции? Если ты видела ее, она здесь. Я доверяю тебе.
— Или это может быть предродовая горячка. Клянусь, некоторые из моих чувств были полностью…
Ее телефон громко завибрировал в сумочке, прервав остальную часть предложения. Мы оба посмотрели друг на друга, прежде чем она вытащила трубку, и, конечно же, идентификатор вызывающего абонента был заблокирован. Я потянулся за ним, но она просто оттолкнула мою руку, отвечая сама.
— Дорогая мама, это ты пряталась за занавеской?
— Ты намного усложнила мою работу, мишка Мел, — донесся из трубки фальшивый сладкий голос Авиелы. — Ты нигде не будешь в безопасности.
— Тебе следовало бы знать, учитывая, что ты, по-видимому, следишь за каждым моим шагом. — Ответила Мел.
— Хватит этих игр, Авиела, — прошипел я в телефон. — Покажи мне свое лицо, чтобы я мог врезать по нему. — Я хотел сделать больше, чем просто избить ее до неузнаваемости, но, к сожалению, она все еще была матерью моей жены.
— Correte lungo piccolo bastardino irlandese. Le donne stanno parlando16. — И с этими словами она ушла.
Тот факт, что я понял, что она сказала, доказывал, что мой итальянский стал лучше.
Челюсть Мел сжалась, когда свет потускнел, а голоса, разносившиеся по оперному театру, перешли в нежный шепот, а затем и вовсе исчезли. Осматривая места под сценой, я искал ее призрак матери, которая пришла с единственной целью: превратить нашу жизнь в ад.
— Будь она проклята за то, что и это испортила, — прошептала Мел, поднимаясь со своего места и хватая пальто. Я придержал дверь из красного дерева и обнаружил Антонио и Монте, одетых так, словно они были сотрудниками секретной службы, ожидающими нас.
— Мэм, сэр, все в порядке? — спросили они, уже доставая свои пальто.
— Заводите машину, мы уезжаем. Будьте начеку, Авиела где-то рядом, — скомандовала Мел, прежде чем я смог произнести хоть слово. Даже беременная, она все еще требовала уважения и излучала властность.
Обнажив оружие, мы пошли так быстро, как позволял живот Мел, по задрапированным коридорам и вниз по большой лестнице, покрытой кроваво-красным ковром, которая выходила к главному входу. Монте шел в двух шагах позади нас, Антонио справа от Мел, а я прямо перед ней. В тот момент, когда мы вышли из театра, ветер пронесся мимо нас, когда мы ступили в невероятно громкую и пронизывающе холодную чикагскую ночь. Федель затормозил так быстро, что шины занесло на асфальте.
Прежде чем он успел даже открыть дверь, один-единственный выстрел прорезал ветер рядом со мной, и струя теплой крови брызнула мне в лицо.
В этот момент мое сердце остановилось. Я обернулся и мельком увидел ее ярко-карие глаза, расширившиеся в абсолютном шоке, когда она упала. Капли крови, казалось, повисли в воздухе, время замедлилось, и казалось, что прошло несколько часов. Я ничего не слышал, даже не мог вспомнить, как дышать. Вокруг нее было так много крови, словно красное вино пролилось на белый ковер, навсегда запятнав его.