— Мне нужно убить моего дедушку, — сказал он себе. — Но если я это сделаю, это будет тотальная война. Завтра у нас будет новая партия товара, и я не могу убрать ирландского супермена. Он это знает. Он так долго накачивал страну деньгами, что я удивляюсь, как его до сих пор не сделали королем. Он неприкасаемый.
— Если ты можешь видеть его, он осязаем. Неприкасаемость — это всего лишь иллюзия, которую создают такие люди, как мы, чтобы запугать других. У каждого есть слабость. Мы разберемся с ним, ему не сойдет с рук такое общение с тобой, клянусь, — сказала я, глядя в окно.
— Когда ты успела стать такой милой? — Он поцеловал меня в тыльную сторону ладони.
Я ненавидела то, как сильно мне это нравилось и как я не могла в этом признаться.
— Я не понимаю, что ты имеешь в виду. То, что он назвал тебя калекой, было оскорблением для меня. Как будто я выйду замуж за кого-то, у кого яйца меньше, чем у меня.
Он улыбнулся так широко, что мне стало не по себе. Как будто он знал что-то, чего не знала я.
— Что?
— Ничего. В любом случае, тебе не кажется странным, что мой дед, бывший соперник твоей семьи, приехал в город примерно в то же время, когда внезапно появилась твоя мать? — спросил он, глядя на город.
— Ты же не думаешь…
— Я не знаю, что я думаю. Но если бы я был моим дедушкой, после всего, что произошло в прошлом году, возможно, я захотел бы вернуть себе бизнес.
— Только через мой труп, — пробормотала я, доставая телефон.
ГЛАВА 8
«Дети — это не раскраски. Ты не можешь наполнить их своими любимыми цветами».
— К. Коулменд Хоссейни
ЭВЕЛИН
Я не была уверена, что ему сказать. Нет, это была ложь. Я знала, что хотела сказать. Я знала, как я хотела это сказать. К сожалению, я не могла. Это было бы неправильно. Я ни разу не вздрогнула от действий Лиама или Мелоди. Мой моральный компас был разрушен безвозвратно, но это меня тоже не беспокоило. Когда я вышла замуж за Седрика, зная, какой будет его жизнь, я думала, что смогу держать голову выше всего этого. Но эта жизнь постоянно высасывает из тебя все хорошее…как это может быть иначе, когда тебя окружают худшие из людей. Я никогда физически не убивала человека, но дважды в своей жизни я просила возмездия, и дважды Седрик гарантировал, что сделает все для меня.
— Что ты собираешься делать? — прошептала я, когда он лег на нашу кровать. Он уставился в потолок, не потрудившись пошевелиться, как жирный кот после пира. Я знала этого Седрика. Он собирался сделать что-то… что-то злое.
— Я понятия не имею, о чем ты говоришь, — сказал он, когда я сняла туфли.
Изначально они принадлежали Мелоди, и проклятая девчонка хотела сжечь девятисотдолларовые туфли от Джимми Чу только потому, что они были белыми.
У нас был один и тот же размер, и, как любительница обуви, я взяла их с удовольствием. Однако, казалось, что они были созданы только для ее ног и собирались убить меня.
— Ты плохой лжец. Слава Богу, об этом знаю только я. — Я засмеялась, забираясь на него сверху.
— Я великий лжец. Ты просто родилась со встроенным детектором лжи.
— Для воспитания трех мальчиков — четырех, если считать тебя, — это необходимый навык.
Он усмехнулся, но ничего не ответил.
— Седрик, что ты собираешься делать?
— Шшш… — прошептал он, просто обнимая меня.
Я перестала сопротивляться, позволяя ему просто обнимать меня. Это было то, что он делал, то, что он всегда делал. Он обнимал меня так, как будто боялся, что я никогда не прощу его за то, что он собирался сделать, но я всегда прощала. Несмотря ни на что, я всегда буду прощать.
Мы сидели, обнявшись, будто мне снова 16 лет. Я чувствовала себя той самой болтливой всезнайкой, опрометчивой, влюбленной девчонкой, которая увидела своего прекрасного принца и почувствовала слабость в коленях, как только он посмотрел в мою сторону.
— Что? — спросил он, и я улыбнулась про себя.
— Ничего, — сказала я, и одним быстрым движением он перевернул меня на спину и подмял под себя.
Он посмотрел мне в глаза с ухмылкой на губах.
— Женщина, что здесь такого чертовски смешного?
— Мужчина, — я подняла к нему голову, — я ничего не сказала.
— Тогда будет по плохому…
— Седрик, не надо… — прежде чем я смогла остановить его, он разорвал мою рубашку. — Черт бы все побрал, Седрик, эта рубашка была подарком.
— Мой подарок будет намного лучше. — Он поцеловал меня в шею и одной рукой сорвал лифчик с моей груди.
— Неужели? — Я бросила ему вызов, скрестив руки на груди, но в тот момент, когда они накрыли мою грудь, он убрал их.