— Ах, точно. Как я могла забыть? И что привело к браку? Навязчивые бывшие по всему миру будут очень рады услышать, как это работает.
— Это сработало для тебя, — подтверждает он. — Я все равно не хотел оставлять тебя позади, поэтому был рад увидеть, как ты выглядываешь из-за колонн в кампусе. На самом деле, я флиртовал с парой девушек, чтобы вывести тебя из себя. Как только ты отпугнула их своим Тутси Роллом, я затащил твою задницу обратно в свою квартиру и сделал тебя своей. В конце концов мы поженились, что-то о том, что ты хочешь, чтобы дети играли в кучах листьев. Они спят наверху, пока моя опытная жена празднует свой большой ум со своими друзьями-снобами. Мне самому многие из них не нравятся, но у меня много друзей-снобов, которые тебе тоже не нравятся.
— О, тогда это кажется справедливым.
Он кивает. — Это так. Затем, в конце дня, мы оба можем снять свои публичные лица, стряхнуть с себя наших коллег-снобов и восстановить связь с тем, что реально. Каждую ночь я сворачиваюсь калачиком с женщиной, которая знает меня настоящего и все равно любит, и каждую ночь ты сворачиваешься рядом с мужчиной, который находит тебя столь же бесконечно очаровательной, как и твою работу.
Хотя я знаю, что он просто играет со мной, его слова обвивают меня, как лианы [Прим.: Лиа́ны — разнообразные вьющиеся растения, как деревянистые, с вечнозелёными или опадающими листьями]. Они потрясают меня так, как ничто из того, что он когда-либо говорил раньше; искушают меня так, как никакие слова.
“Я хочу этого.”
Логически я знаю, что еще слишком рано знать, смогу ли я когда-нибудь иметь это с ним, но это его сценарий… может быть.
— Ты находишь меня бесконечно очаровательной? — Я спрашиваю.
Наклонив голову, чтобы поцеловать меня в шею, он шепчет мне на ухо: — Я никогда не встречал никого, с кем мог бы поговорить так, как с тобой. Ты точно знаешь, кто ты и за что ты стоишь, но в тебе есть открытость, с которой я никогда раньше не сталкивался. Ты не упряма, как большинство людей; это не твой путь и не дорога. Ты любопытна и податлива, ты будешь пробовать новые подходы к вещам, а не принимать проторенный путь как единственный. Мне нравится широта твоего мышления. Мне нравится просто тусоваться и разговаривать с тобой, и… — Он расстегивает мои джинсы. — Я также довольно большой поклонник всего, что мы делаем.
В этот раз я даже не тяну. Он расстегивает пуговицы и молнию на моих штанах, просовывая руку внутрь. Вожделение скручивается внизу живота, и я позволяю своим глазам закрыться, когда его рука обнимает меня, его пальцы скользят под ткань моих трусиков, чтобы он мог прикоснуться ко мне.
Проталкивая палец внутрь меня, он наклоняется ближе и ловит мой вздох ртом. — Мне нравится, как ты себя чувствуешь, — бормочет он мне в губы. — Какой у тебя вкус. Я люблю твои маленькие крики, когда я заставляю тебя кончить.
Его слова так эффективно согревают меня, что моя реакция на его прикосновения немедленна и возбуждает. Его палец трется о мой клитор, и все мое тело дергается, молнии удовольствия проходят сквозь меня. Я хватаю его за плечи и притягиваю ближе, чувствуя, как поднимается и опускается моя грудь, когда я дышу тяжелее.
— Я провожу каждый день своей жизни с людьми, которым нравится, как выглядит моя маска, Зои. Ты единственный человек, которому больше нравится то, что внутри.
— Картер, — бормочу я, чувствуя необходимость поцеловать его, чтобы выразить привязанность. Я наклоняюсь, чтобы дотянуться до него, касаясь его губ своими. Его слова массируют мой разум и мое сердце, его пальцы действуют на мое тело, и в мгновение ока я кричу ему в рот, разваливаясь на части.
После этого мое тело лишено костей, а глаза закрываются. Я устала, довольна, а кровать Картера такая удобная. Он сползает с кровати и стягивает с меня джинсы. Следующими слетают мои трусики, затем он начинает дергать мою новую майку «Лонгхорн» вверх по моему животу.
— Ты же не хочешь оставить на мне рубашку «Лонгхорнов» и притвориться, что я страстно желающая угодить фанатка Картера Махони? — Я дразню.
— И упустить шанс посмотреть, как твои сиськи подпрыгивают, пока я тебя трахаю? Я так не думаю.
Я сажусь достаточно, чтобы он смог стащить майку через мою голову, затем снова начинаю откидываться на матрас. Прежде чем я успеваю, Картер хватает меня за спину и расстегивает лифчик, а потом стаскивает и его.
И снова я полностью раздета, а Картер все еще полностью одет. Он опускается на меня сверху, гладкая ткань его футболки мягко касается моей кожи. Ощущение ткани, натягивающей мои соски, заставляет их твердеть. Инстинктивно я выгибаю грудь ближе к нему, жаждая его прикосновений.
Его рука скользит вниз по моему боку, и он закрепляет ее на моем бедре, притягивая меня, когда он перекатывается на спину, так что я оказываюсь на нем сверху.
— Тебе больно от прошлой ночи? — он спросил.
— Да, но все в порядке, — уверяю я его.
Картер ухмыляется. — Я и не предлагал остановиться.
Я закатываю глаза. — Конечно, нет.
— Убери свой конский хвост. Мне нравятся твои распущенные волосы.
Когда я тянусь назад, чтобы вытащить резинку и высвободить волосы из тяжелого конского хвоста, я саркастически бормочу: — Да, Господин.
Естественно, Картер не обижается на мой шутливый отпор — он получает от него удовольствие. — Чертовски верно.
— Я никогда не встречала никого, кто мог бы сказать что-то такое, от чего мне захотелось бы шлепнуть его, но также и поцеловать. Ты первый.
— Это потому, что когда я это говорю, ты знаешь, что мы на одной стороне.
— Мы на одной стороне? — легко спрашиваю я, соскальзывая вниз, чтобы лечь на него сверху, и теперь мои волосы рассыпались по плечам.
— Конечно, — бормочет он, поднимая руку, чтобы погладить подушечку моего плеча, затем играя с прядью моих волос. — Поверь мне, Зои, легко сказать, когда ты на моей плохой стороне. Ты знаешь, когда бороться, а когда отступить. Ты совершенна для меня.
— Ты хочешь, чтобы я дралась сегодня ночью? — спрашиваю я.
Картер качает головой. — Неа. Я хочу заняться с тобой любовью сегодня ночью.
От его слов мой живот выворачивается наизнанку. Сегодня вечером он говорит всякие приятные вещи, и мне это нравится. Однако подозрение шепчет где-то в глубине моего сознания, пытаясь убедить меня, что он говорит приятные слова, потому что знает, что ему это нужно, просто чтобы рассеять мои разумные сомнения.
Я не хочу, чтобы подозрения разрушили это, но я также не хочу закрывать глаза. Глядя на его грудь, а не на лицо, играя с тканью его футболки, я спрашиваю: — Откуда я знаю, что ты не играешь со мной, как со всеми?
— Ты не знаешь, — просто говорит он.
Я встречаюсь с ним взглядом. — Это страшно, знаешь ли.
— Все, что небезопасно, может быть пугающим, — утверждает он. — Я никогда не буду беспроигрышным вариантом, Зои.
— Я знаю, — бормочу я. — Я просто… — Я пытаюсь придумать, как объяснить самую простую вещь в мире, что, как и все люди, вступающие в новые отношения, я не хочу чтобы мне причиняли боль. Я не хочу, чтобы он разбил мое сердце на такие маленькие кусочки, что оно уже никогда не будет прежним, и нанес еще и мощный удар по моей гордости, потому что красные флаги развевались на ветру, и я проигнорировала их все, чтобы попытаться связаться с ним.
— Тебе просто нужно начать доверять мне, — заканчивает он за меня.
— Довериться страшному, непредсказуемому социопату? — легко спрашиваю я, наклоняясь, чтобы поцеловать его, чтобы убрать любую потенциальную боль из моих слов.
Картер протягивает руку и хватает меня за волосы, стаскивая с себя и перекатывая на спину. — Не социопат.
— Верно, — бормочу я. — Ты просто манипулятор, хорошо эксплуатируешь и нарушаешь права других, бессердечно игнорируешь…
Вместо того, чтобы позволить мне продолжить диагностику, Картер целует меня. Затем он, наконец, раздевается, швыряет свою одежду на пол вместе с моей и снова ложится на меня сверху, на этот раз голым.