Это ощущение затопило Явика, заставив забыть о том, что было что-то за пределами потока света. Он моргнул, когда сияния стало слишком много, а открыв их, обнаружил себя в предгорьях, где прошло его детство.
Ветер качал высокую траву, её тонкие стебли заканчивались пушистыми метелками. Шла вторая половина лета, поэтому каждый порыв ветра срывал с метелок пучок пуха, он кружился в воздухе как призрачный снег. Солнце клонилось к закату, и скалы покраснели в его лучах, а с другой стороны – Явик знал это, хоть и стоял спиной – в расплавленном золотом закате купался дом, в который они приезжали, когда отца отправляли в увольнительную.
— Так и думала, что ты придешь сюда, эта планета всегда тебе нравилась.
Голос, раздавшийся за спиной Явика, вышиб из него дух. Ускользнувшее было осознание происходящего вернулось, обрушившись на него как приливная волна. Всё это было не настоящим. Скалы за пятьдесят тысяч лет обратились в прах, на месте этой долины сейчас было море, и даже на его дне не осталось следов от дома, залитого закатом. Как не осталось следа и от той, кому принадлежал этот голос. Она погибла. Погибла ещё тогда, Явик помнил, как её руки судорожно дергались в безуспешной попытке направить последний биотический импульс на врагов, и как её глаза стекленели, утрачивая выражение…
Он не хотел поворачиваться.
— Всё в порядке, - трехпалая ладонь легла на плечо. Теплая и мягкая, с немного загрубевшими от мелкой работы подушечками пальцев. Явик помнил это ощущение.
— Ты мертва.
— Ну, если говорить о сугубо физическом существовании – скорее да, чем нет, - в её голосе послушались знакомые ироничные смешинки. – Но я здесь, и я реальна. Мы все здесь, Явик. Взгляни на меня. Ты ведь пришел за этим.
Она была права. Как и всегда. Явик сделал над собой огромное усилие, но всё же повернулся. Она ведь была права, он здесь именно за этим. И это куда труднее, чем спросить, может ли Жнец провернуть придуманную Лиарой процедуру.
Арджа не изменилась. Точь-в-точь такая, какой Явик её запомнил, но не в последние годы, а во время поездок сюда. Когда он был бестолковым мальчишкой и делал из палок копья, чтобы сбивать с тростника головки, а она сидела на крыльце и, копаясь в очередном приборе, рассказывала ему истории об удивительных планетах, которые видела, о расах, за которыми их народ присматривал до того, как пришли Жнецы, о том, как всё будет, когда они победят. На памяти Явика Арджа была одной из немногих протеан, кто вообще говорил о времени, когда они победят.
— Здравствуй, мать, - он произнес это медленно, слоги не желали складываться в слова, а затем поклонился. Тело без проблем вспомнило отточенное десятками повторений движение, которое должно было выражать одновременно уважение и глубокую личную привязанность.
Арджа улыбнулась и ненадолго прижала ладонь к переднему клину его головы.
— Здравствуй, сын. Я рада, что дорога привела тебя к дому.
Ещё один ритуальный жест и ритуальная фраза, которые отозвались в душе Явика волной непривычных чувств, смешавших в себе тепло и ноющую грусть. Кажется, кто-то из людей на «Нормандии» называл такое сочетание «ностальгия».
— Ты действительно… она? Или лишь образ, который сознание Жнеца принимает, чтобы общаться со мной?
— Я - Арджа. И скорее он - моё воплощение, чем я его. Он воплощение нас всех.
Явик нахмурился, ему не понравилось, как это прозвучало, но он поверил матери. Что-то было в ней, что-то, что не смогла бы скопировать машина, а он не смог бы объяснить, это было ощущением, более тонким, чем даже протеанское чувствование аур и тактильная телепатия.
— Что с вами случилось, когда Империя пала?
— Мы… уснули, думаю, это будет наиболее точной формулировкой. – Арджа ответила сразу же, как будто прочла его мысли. Или вопрос просто был для неё очевиден. - Из нашего суммарного интеллекта была составлена карта сознания Жнеца, но мы сами – наше восприятие, наши души, если хочешь – спали вплоть до момента Синтеза. Коллективное сознание Жнецов сочло, что оставлять индивидуальные составляющие бодрствующими опасно, так как это будет вызывать постоянные сбои в работе систем и порождать критические противоречия, ведь индивидуальный разум со свободной волей и оценкой может не принять цели Жнецов и попытаться противостоять им изнутри. – Она понимающе улыбнулась. - Но стереть индивидуальность полностью они полагали столь же недопустимым, так как выяснили, что это является уникальной особенностью органической жизни и её утрата будет равноценна утрате всего вида.
— И вы просто проснулись, считая, что этих пятидесяти тысяч лет не было?
— Нет, мы сразу всё поняли, - Арджа провела рукой по траве, и за её пальцами побежали зеленые блики на листве. – Мы получили доступ ко всей информации, ко всей памяти – не только той, что была у нас до слияния, но и к памяти о том, что случилось после.
Явик кивнул. Он тщательно запоминал всё сказанное, но понимал, что для осмысления этого даже ему потребуется время.
— И теперь ты… живешь здесь? Одна? А отец и остальные?
— О, я не одна. Здесь никто не одинок, - Арджа улыбнулась спокойной, умиротворенной улыбкой, которая редко бывала у неё при жизни. – Мы можем быть где угодно. В любом воспоминании любого из нас. Можно сказать, перед нами открыта целая вселенная, только время в ней разматывается в другую сторону. Твой отец никогда не говорил, но он хотел быть ученым. И стал бы им, если бы не война. Так что сейчас мы много времени проводим, изучая иннусаннон.
— И вы… приняли это? – спросил Явик после долгой паузы. – Синтез. То, чем стала вся галактика. Мы боролись против этого всю жизнь. Я думал, что вы бы предпочли…
— … умереть, но не стать частью Жнеца? – мать закончила за него и улыбнулась, впрочем, сейчас улыбка казалась скорее задумчивой, чем теплой. – На это мне сложно ответить, Явик. Тогда мы не приняли б это. А сейчас всё уже случилось, и бессмысленно кричать на реку, потому что тебе не нравится, что она потекла в одну, а не в другую сторону.
Арджа подошла к Явику и коснулась его щеки. Её взгляд был серьезен.
— Мы боролись так, как не боролся никто, но мы всё равно проиграли. Быть может, наши панцири и наши представления слишком затвердели, так что мы не сумели распознать момент, который требовал гибкости, который требовал приспособиться. И эволюция перемолола нас. Но вы сделали то, что не смогли мы. Не тем способом, который я могла себе представить. Не тем, который мне бы понравился тогда. Но вы прорвали замкнутый круг, из которого и Жнецы не могли вырваться. Они сберегали нас, нашу память и наши знания, но они не могли двигаться дальше. А теперь вы можете. Теперь мы все можем. Это победа. Да, она настолько странная, что потребуется много времени, чтобы понять её и осмыслить то, что она нам принесла. Но это победа.
Сказав это, Арджа улыбнулась, ярко и легко, по-девичьи. Явик никогда не видел у неё такой улыбки, но мог предположить, что так мать улыбалась в юности, когда бремя обязанностей ещё не было столь тяжело.
— Насладись победой сполна, - сказала она, и улыбка пропитала голос, - Времена изменились, мир изменился. Тебе тоже можно измениться, Явик. Они, - мать постучала пальцем по алому нагруднику его доспехов – тебе не нужны. Будь тем, кем тебе хотелось быть, но кем ты быть не мог.
Явик нахмурился, но больше от удивления, чем от недовольства. Нужно было что-то сказать, но слов подобрать он не мог. На ум приходили всякие глупые «как?», «я попробую», «я слишком стар для того, чтоб меняться» и подобная чушь. Он искренне надеялся, что в этом странном мире, сотворенном воспоминаниями, мать не может читать его мысли.
Если Арджа и могла, она оставила прочитанное без комментария, сказав вместо этого: