Они вышли на угол улицы Писарева к игрушечному особняку и, не сговариваясь, пошагали вдоль Адмиралтейского канала, тогда еще канала Круштейна.
"...Можешь дальше себе представить - в горах, один, без всего, с одним ножом. Решил пробраться к месту высадки, но там сплошной крутяк, стал обходить - путь-то один был - все время налево, по каким-то ущельям, набрел на речушку, пошел вниз по ней, вылез на мокрые камни, не удержался и слетел...Глаза открыл - передо мной сидит, молодой, лицо мне отирает.Руками пошевелить не могу, оказалось, от слабости. Поодаль - старик, еще несколько, помоложе, все с ружьями...Ребятишки заглянули раз, их плеткой погнали..."
Сергей припомнил свое блуждание и некоторое время слушал вполуха. Но Мацан рассказывал будто самому себе : "...Оказались каким-то захудалым родом из гильзаев, но гордые !..Насчет меня приходили не раз, и торговались, и просили. Одну делегацию поперли, чуть не застрелив прямо в юрте...Кочевали по равнине... Однажды, холодно было, засобирались спешно, меня силком усадили на верблюда, пацан его хворостиной гонит, а тот солидно вышагивает...Потом, слышу стрекот, наравне со мной, метрах в пятистах 'вертушки'...Верблюд все так же чинно ноги переставляет, теперь я уже всех их подгоняю, ору, они от страха к ущелью, меня бросили. Я на верблюде, как падишах, вокруг пусто, а 'вертушки' наконец меня разглядели и заходят на боевой разворот...Ко мне бежит длинная дымная полоса, я верблюда луплю по бокам, а он ни на миг не ускорился, как шел, так и въехал в ущелье...Полоса от меня метрах в пяти оборвалась, верблюда под зад воздушной волной поддало, он - меня, а я метров десять в горизонтальном полете влетел между скалами...'Вертушки' еще повыли, покрутились, а мне и в голову не пришло, что это свои!.. Потом, совершенно внезапно нагрянули западники, немцы-журналисты, одна - молодая, из Гамбурга. То ли меня стало жалко, то ли они свой интернациональный долг исполняли! Со мной разговаривали, Ульрика по-русски свободно чешет, оказалось, жила в 'гэдээре', уехала к родственникам на Запад...А бабаи сообразили, что за меня можно содрать, стали меня прятать. Раз несколько суток продержали в каменной дыре - просто тяжеленной плитой завалили и ни есть, ни пить, под себя ходить. Ходить только нечем было! Но Ульрика оказалась упрямой. Однажды меня приодели, повезли под конвоем, долго-долго везли. Прибыли в Пешавар.
Жили месяц в каком-то караван-сарае. Каждый день разные люди, головорезы, обкурившиеся, просто оборванцы, все оружием трясут. Меня разглядят - нож в руку, бороду рвет. Мои телохранители, таких бы нам в контингент, сидят невозмутимо, перед ними уже толпа собирается, чуть только подходит на три метра, плюху...
Устроили встречу с нашим консулом. Этот поставленным комсомольским голосом мне : 'А почему вы не пытались установить контакт с советским командованием или решили отсидеться?..' Я был уверен, что хоть фамилию спросит, аллах с ним, именем, покраснел, стыдно стало. Перед Кудратуллой. Афганцы-то все поняли, меня по спине незаметно похлопывают. А этот вдруг :'Ваши товарищи, между прочим, нашли в себе мужество поднять восстание...' Я глазами хлопаю, в горах о чем услышишь, кроме воя ветра. Ула, тоже присутствовала, извинилась перед этим скотом, рассказала мне. Никто не понял, реакция все-таки осталась, этому в рыло, ко мне - полиция, охрана, мои - за ружья. Ульрике губу разбили, меня отметелили...В общем, Родине такой хам стал не нужен !"
Сергей же вспомнил, как давно, по телевизору, в программе 'Время' сообщили о восстании 'советских военнослужащих, незаконно удерживаемых на территории Пакистана'. Его трясло потом целую неделю, от слов - '...несмотря на требования советского посольства...'
"...Самое смешное, что после такой выходки, я стал цениться выше. Со мной разговаривали какие-то субъекты, подозреваю - бывшие белогвардейцы, предлагали вступить в воинство Аллаха. А отказываться стало трудно - меня, как сообщила Ула, вычеркнули из всяких списков...Потом снова вернулись в Афганистан, запихнули в вонючую кошму, проходили через наши заставы. Я даже слышал, как над моей головой разговаривали по-русски...Не поверишь, ревел, молил, чтобы обшмонали бабаев! Пытался бежать, догнали, к счастью, мои же хозяева, иначе бы до сих пор торчал в Азии..."
Сергей с удивлением слушал правильную, почти литературную речь, пропал даже иностранный акцент, а сама речь носила неистребимый питерский отпечаток. Мацан, увидев, что Сергей задумался, прервал рассказ : "Удивляешься ? Я по-русски впервые за три года говорю только сейчас, из русского помню только школьную грамматику, согласования падежей и прочее. Пока жил у кочевников, забыл даже фамилию Михалыча. Михалыч и все..." Сергей, кстати, сам не помнил фамилии командира полка, в голове пополз список, но Михалыч в него не попал. Сергей тряхнул головой : "Как ты оказался в Гамбурге ?" Мацан хотелось выговориться, он продолжил с места, на котором остановился : "...Даже жениться уже собирался, у вождя дочке пятнадцать исполнилось, я, правда, прикинул, что - тринадцать, у них календаря нет, живут по лунной хиджре...В общем, невеста в самый раз! Меня уже отпускали одного бродить по окрестностям, для страховки ошивался рядом Кудратулла..." Мацан с удовольствием неторопливо произнес 'ошивался'.
"...Но идти было некуда! Немцы пропали надолго!..
И однажды я оказался под Сеидгаром. Ушел на несколько дней, совершенно свободно. Наши не летали, о русских не слышали, край будто вымер. Мне захотелось обследовать хребет Джаншах, так сказать, на свободе! Место, где ты залез, мне даже и сейчас страшно вспоминать, но там оказалось множество узеньких ущелий, каньончиков, по которым можно было пройти весь хребет насквозь. И в одном ущельице я наткнулся на крыло, точнее, часть крыла...Самолет задел, вероятно, вершину и разлетелся по нескольким ущельям...А в другом, километрах, в пяти, намертво застрял фюзеляж! Я пошнырял кругом, полез вовнутрь...Знаешь, за чем нас посылали ?.." - Мацан впервые через несколько лет в упор глянул Сергею в лицо. Сергей дрожал от необъяснимого волнения. "Нашим афганским друзьям посылали валюту!.. Я разыскал все три мешка, валюта слегка заплесневела, но целой оставалось еще много...Я одурел, стал лихорадочно соображать, как я это все потащу через границу, потом принимался считать пачки, потом перетащил мешки в пещеру... Никогда, даже после, не видел столько денег! Мне захотелось переодеться, отмыться в душе!.. Я возвратился в жалкую юрту кочевников в настроении, как будто мне осталось провести последнюю ночь в грязи. Потом ясно понял, что это ничего не изменит, провалялся неделю в лихорадке! Когда встал на ноги, меня снова понесло к тайнику. Пришлось таиться еще пару месяцев, как вдруг опять нагрянули немцы. Ульрика с отчаянием сообщила, что за меня назначили огромный выкуп, а деньги может дать только какой-то их фонд помощи военнопленным... Сколько, ору ей, а она только качает головой : "Целых сто тысяч долларов..." Я упал от дикого хохота, я хохотал, никак не мог остановиться, выскочили бабаи, не решаются ко мне подойти, а я хохочу и сквозь слезы переспрашиваю, 'сколько ?', и меня снова крючит... Пришел в себя, спросил, кому отдавать и возьмут ли наличными...Ула подумала, что я уже съехал, особенно, когда попросил три дня, но, слава богу, оказалась достаточно умной...Как я доставал деньги, точнее, вынимал из мешка, это отдельный детектив. Прежде всего, надо было усыпить подозрение кочевников, с чего вдруг меня потянуло в горы...Я сказал, что нашел могилу друга ('бачи', стал немного разговаривать), у них все-таки понятия выше наших. Вождь Сафиулла - благословил меня, мне до сих пор стыдно за обман, не поверишь!.. В общем, притащил эти жалкие сто тысяч, всего десять пачек стодолларовых купюр, незаметно пихнул Ульрике, поместились в сумку от фотоаппарата. Потом разыграли целый спектакль - другой немец отлучился на три дня, якобы за деньгами. Больше всего страха было, чтобы у Улы не обнаружили раньше времени или не украли! Выкупали меня без меня, немцы сидели целый день в юрте с вождем, еще приехал какой-то представитель 'духов'. Меня позвали, когда уже деньги передали, представитель на хорошем английском предупредил меня, чтобы я не поднимал более оружия, иначе ждет кара аллаха, тем более за меня поручились западные государства - это он мне сказал. Чуть меня снова не охватила истерика, Ула, молодец, сдерживала меня...