Она не желала думать об Энди. Все было кончено, и слава Богу. Она хорошо усвоила этот урок. Больше никаких мужчин. Это относилось и к Эдвину Оливеру.
Не станет она думать об Эдвине! Долорес с досадой откинула стеганое одеяло и вылезла из постели. Лежать без сна было слишком опасно. Она надела удобный махровый халат, шлепанцы, прошла в крохотную кухню и сварила себе чашку шоколада.
Прихватив чашку с собой, Долорес вышла на террасу. Стояла холодная осенняя ночь. Небо было ясным и звездным. В воздухе разливался чистый лесной запах. Она прихлебывала из чашки шоколад, наслаждаясь тишиной и спокойствием.
Краешком глаза она уловила в гуще деревьев какое-то движение и увидела на скамье одинокую фигуру. Долорес всмотрелась в темноту, в глубине души уверенная, что там сидит Эдвин Оливер и глядит на луну. Так же, как и она сама.
Конечно, он тоже видел ее. Силуэт Долорес был хорошо заметен на фоне освещенного окна.
Эдвин с колотящимся от волнения сердцем любовался стоявшей на террасе маленькой фигуркой. Долорес… Удивительно милая женщина с большими голубыми глазами. Весь вечер он следил за ней, лавирующей между столиками и разносящей гостям еду. Она двигалась с врожденной грацией, естественной, не заученной. А еще он заметил, что у Долорес самый красивый рот, который он когда-либо видел: нежные полные губы, ждавшие поцелуя и молившие о нем.
Он смотрел на нее издали и чувствовал себя последним кретином. Скорее влюбленным подростком, чем взрослым мужчиной. Но он уже не мог не думать о ней, не мог спать, потому что перед глазами стояло лицо Долорес, а в ушах звенел ее певучий голос. Достаточно было переступить порог гостиницы, увидеть в этих голубых глазах страх и подозрение, и он пропал.
Старый дурак. Старый, одинокий дурак.
Долорес видела, как он встал и по узкой тропинке пошел к террасе. У нее сжалось сердце. Нужно было уйти в комнату, запереть дверь и выключить свет. Ничего этого она не сделала. Просто стояла едва дыша и следила за тем, как он спокойно и неторопливо движется по тропинке, освещенной лунным светом.
Эдвин остановился на почтительном расстоянии от террасы.
— Вам тоже не спится? — спросил он.
— Да…
— Прекрасная ночь.
— Да. — Она зябко вздрогнула и сделала глоток дымящегося шоколада. — Вам не холодно? — спросила Долорес, заметив, что на нем нет куртки.
— Есть немножко, — признался Оливер.
Она показала ему чашку.
— Хотите горячего шоколада? — О Господи, что это на нее нашло?
— С удовольствием, — радостно ответил он. — Не помню, когда я в последний раз пил горячий шоколад!
— Если хотите чего-нибудь более изысканного, могу добавить туда немного рома или ликера, — предложила она.
Он поднялся на террасу и подошел к ней вплотную.
— Достаточно и простого шоколада.
Долорес направилась к дверям гостиной.
— Я вернусь через пару минут… Можете войти, если хотите, — обернувшись, добавила она.
Наверно, она сошла с ума, если решилась пригласить в дом мужчину посреди ночи. Мужчину, которого она едва знала. Внезапно Долорес смутилась, поняв, что встречает его в стареньком купальном халате и ночных шлепанцах, без макияжа. У нее был вид неряшливой, опустившейся домашней хозяйки. Она варила шоколад и отсутствующим взглядом смотрела на свои дрожащие руки. Теперь слишком поздно переодеваться. Что сделано, то сделано.
Долорес рассеянно помешивала шоколад, не замечая, что жидкость льется через край. Кому какое дело до ее внешнего вида? В конце концов, она предложила Эдвину Оливеру всего лишь чашку шоколада, а не ночь любви…
Вернувшись в гостиную, она заметила, что Эдвин листает журнал путешествий.
— Спасибо, — сказал он, когда Долорес поставила перед ним чашку.
Она открыла дверцу камина, взяла кочергу и поворошила угли.
— Вы много путешествовали? — спросил Эдвин.
— Будучи взрослой — нет, но в детстве я жила в нескольких заморских странах. Мой отец был дипломатом. — Она подкинула в огонь полено и посмотрела на собеседника. — А вы?
— Объездил весь мир. Деловые поездки, — ответил он, опуская глаза на обложку журнала с фотографией великолепных пагод. — Похоже, вас все еще манят путешествия.
Долорес оставила дверцу камина открытой и прикрыла ее экраном.
— Да, но пока я не могу себе этого позволить. По вполне понятным причинам… — Он села в кресло и взяла свою чашку.
— Потому что гостиница связала вас по рукам и ногам?
— Да. Буду путешествовать, когда выйду на пенсию.
— На пенсию? — У него взлетели брови. — Вы серьезно?
— А почему бы и нет? — удивилась она.
— До пенсии вам еще двадцать лет. Это целая жизнь. И что вы собираетесь с ней делать?
— Заниматься гостиницей. Разве это плохо?
— Ничуть, — спокойно ответил он. — Если вам нравится. У вас это очень хорошо получается.
— И моя работа приносит мне радость. Я независима, сама себе хозяйка, а это дорогого стоит. Даже если у меня не хватает времени ни на что другое. Нельзя же иметь все сразу.
Он усмехнулся.
— В самом деле? Не разочаровывайте меня.
— У вас-то, конечно, есть все, что душе угодно, — небрежно бросила она.
Оливер возвел глаза к небу.
— Я отец-одиночка с двумя детьми. Жизнь прекрасна и удивительна!
Она невольно рассмеялась.
— Расскажите мне о ваших детях. Они послушные?
— Послушные? Да, пожалуй… Слава Богу, более послушные, чем я в их возрасте. Они неплохо учатся, и мне грех на них жаловаться, если не принимать во внимание их манеру одеваться и музыкальные вкусы. Конечно, было бы еще приятней общение с ними, если бы они хоть раз всерьез отнеслись к моим словам и моему мнению.
— Вы слишком многого хотите от подростков. Подождите чуть-чуть. Вскоре они поймут, что абсолютно ничего не знают в жизни. Вот тогда они и начнут дорожить вашим мнением.
— Слышу речь опытного человека, — засмеялся Оливер. — Вы ведь хорошо ладите с дочерью, верно?
— Да. — Она допила шоколад и поставила чашку.
Эдвин немного помолчал, а потом, не сводя с нее глаз, спросил:
— Вы никогда не думали о том, чтобы снова выйти замуж?
— Нет, — решительно ответила она.
— Почему?
— Я люблю независимость. Хочу приходить к себе и чувствовать мир и покой, — добавила она. — Не хочу, чтобы меня ругали за все, что я делаю.
Оливер продолжал внимательно разглядывать ее лицо.
— Значит, замужество заставляло вас чувствовать себя зависимой?
— Да… — У нее не было особого желания говорить на эту тему. Долорес смотрела на разгорающийся огонь. — А вы сами? — быстро спросила она. — Вы бы хотели жениться еще раз?
Эдвин грустно улыбнулся.
— Я часто убеждал себя, что надо выкинуть это из головы, но… — он пожал плечами, — кажется, не слишком преуспел. Честно говоря, хотел бы.
— Почему? То есть, я…
— Мне нравилось быть женатым.
Странно… Неужели нравилось?
— А разве вам не мешали семейные узы?
— Мешали? Чему?
Долорес пожала плечами.
— Делать то, что хочется. Встречаться с другими женщинами и тому подобное…
— «И тому подобное»? — Оливер засмеялся и покачал головой. — Нет. — Смех давно отзвучал, а он все еще непривычно мягко смотрел ей в глаза. — Я не хотел спать с другими женщинами, — наконец тихо сказал он.
Она проглотила комок в горле, слушая его слова и чувствуя прилив странной зависти. Повезло его жене…
— Должно быть, вы с женой сильно любили друг друга.
— Да.
Долорес опустила глаза, продолжая чувствовать на себе его взгляд.
— Поскольку вы в разводе, — наконец сказал Оливер, — можно предположить, что ваш брак был не слишком счастливым.