— Еще кофе? — негромко спросила она.
— Нет. Уделите мне хотя бы десять минут вашего времени. — Эдвин подарил ей чарующую улыбку. — Пожалуйста. Я хочу вам кое в чем признаться.
— Ладно, — неожиданно услышала Долорес собственный ответ. — Десять минут, не больше. Встретимся в библиотеке.
3
Как всегда бывало в пору листопада и зимой, в большом камине, облицованном песчаником, пылал огонь. По обе стороны камина стояли удобные кресла. Эдвин сидел с бокалом виски, а Долорес потягивала ликер. Сладкое успокаивало, а она очень нуждалась в успокоении. Нервы были на пределе, и это вызывало у нее досаду.
Никого из постояльцев не тянуло погреться у камина, и Эдвин с Долорес остались наедине в уютной, мягко освещенной комнате с полками, набитыми книгами и изящными безделушками.
— Ну, спрашивайте, — сказал Эдвин. — О чем угодно.
С чего Оливер взял, что ей есть до него дело? Уверен, что все женщины от него без ума, раз он красивый, богатый и лихо водит это синее спортивное чудище?
— У меня к вам нет никаких вопросов, — спокойно ответила она. — Вы сами хотели поговорить со мной.
— Вопрос был. Вы хотели знать, почему я назвался старьевщиком.
— Мне все равно, кто вы есть, — продолжала стоять на своем Долорес. — Я только не люблю, когда меня обманывают.
— Я и не обманывал. Просто ради шутки немного драматизировал ситуацию. Не будьте такой серьезной, Долорес. Улыбнитесь.
Она бросила на него сердитый взгляд.
— Послушайте, я несколько часов провела на ногах, весь вечер работала, устала, и у меня не то настроение, чтобы сидеть с вами и перебрасываться шутками!
— Жаль. Судя по внешности, шутка пошла бы вам на пользу.
Кровь ударила ей в голову. Да что же это такое? Сначала Кора заявляет, что ей не мешает взбодриться, а теперь этот человек говорит, что у нее слишком кислая физиономия…
Она немолодая, усталая, скучная женщина без чувства юмора… О Боже, неужели это правда?
Долорес посмотрела на Эдвина, красивого, энергичного и вовсе не скучного, и холодно проронила:
— Благодарю вас, но я сама решаю, когда и с кем мне следует веселиться.
— Чем вы обычно занимаетесь в свободное от работы время? — спросил Эдвин с таким видом, будто это его действительно интересовало.
Она проводила досуг, читая приключенческие романы. О людях, пробирающихся сквозь джунгли, спускающихся на каноэ по Амазонке или пересекающих на верблюдах смертельно опасную Сахару. Эти экзотические места возбуждали, заставляли мечтать и будили фантазию. Очень приятно читать о том, как другие рискуют жизнью, в то время как сама сидишь в уютном и безопасном сельском домике. Но Долорес не собиралась говорить Эдвину, что тоскует по романтике. Сделав еще один глоток ликера, она напомнила:
— Вы хотели поговорить со мной десять минут. В чем-то признаться…
Он кивнул.
— Верно. Я хочу объяснить, почему два дня назад пришел к вам в таком виде.
— Это не мое дело.
Его улыбка была ленивой и лукавой.
— О нет… Тогда вы думали совсем по-другому. Вы боялись, что я не смогу заплатить по счету. Затем вы решили, что деньги у меня наверняка краденые. А потом — бац!
Она сжалась в кресле, и Оливер рассмеялся. У него был чудесный смех — теплый, искренний и мгновенно восстанавливавший душевное равновесие собеседника.
— Неужели это было так заметно? — невольно спросила Долорес.
— Боюсь, да. Вы были очень вежливы, но для того, кто разбирается в физиономистике, ваше лицо — открытая книга.
Это не утешало. Мало того, что ее лицо — открытая книга, этот человек настаивает, что умеет читать по нему!
— Так почему же вы ничего не сказали?
— Мне захотелось пошутить.
— Пошутить? — За последние три минуты он воспользовался этим словом трижды. Ясно, ему нравилось шутить. Богатый бездельник, белоручка, живущий для собственного удовольствия. О Господи, сегодня вторник, а он торчит здесь и бьет баклуши…
Оливер кивнул.
— Попытаться стать другим человеком. Играть чужую роль и видеть, что люди воспринимают тебя совершенно по-другому. Это так забавно. И поучительно.
Да, можно себе представить… Она сделала еще один глоток ликера.
— А почему вы выглядели так, словно только что выбрались из болота?
— Потому что так оно и было, — усмехнулся Эдвин. — Я помог двум парням вытащить грузовичок, задние колеса которого съехали в пруд. Эти люди ловили рыбу. Во всяком случае, так они сказали. Типы были слегка подозрительные, но я все равно протянул им руку помощи. Один из этих парней был бородатый, темноволосый…
— Вы хотите сказать, — перебила она, — что это и был тот мужчина, которого разыскивала полиция?
— Правильно. Он ограбил бензоколонку.
Треснуло полено, и в воздухе заплясали искры.
— К сожалению, словесный портрет, который сообщила мне полиция, очень совпадал с вашим, — сказала она, отнюдь не собираясь извиняться.
— Когда вчера днем в мой офис нагрянули полицейские, я сильно удивился. Моя секретарша была вне себя. — В его голосе звучал смех. — Самое забавное, что неопрятного вида полиции оказалось достаточно, чтобы заподозрить человека в ограблении автозаправочной станции!
— Не только это, — принялась защищаться она. — Вы носили деньги в сумке для сандвичей! У вас были ужасные волосы, не брились вы неизвестно сколько дней. Можно было подумать, что вы беглый каторжник!
Он кивнул и сделал глоток виски.
— Это верно. Мои документы хранились в пластиковой сумке, потому что во время героического сражения за вызволение грузовичка я поскользнулся, упал в пруд и промочил бумажник.
Оставалось непонятным, что заставило его ехать через глушь в разбитом фургончике, нагруженном туристскими принадлежностями, и почему у него были волосы почти до плеч. Но ей это безразлично. Это не ее дело. Она смотрела на его гладко выбритый подбородок, смеющиеся глаза и знала, что морочит себе голову. Ей вовсе не безразлично. Он разжигал в ней любопытство. Она хотела знать об Оливере как можно больше. В этом мужчине было нечто такое, чему бесполезно сопротивляться. Нечто не дававшее ей покоя.
— Я возвращался из отпуска, проведенного в горах с шестнадцатилетним сыном. Нам редко удается побыть вместе, поэтому когда выдается такая возможность, я стараюсь придумать для мальчика что-нибудь необычное.
Долорес пришлось признаться, что этот рассказ произвел на нее сильное впечатление и что она с нетерпением ждет его продолжения.
Эдвин поведал, что на это время он забрал сына из школы, потому что учеба — далеко не всегда самое главное. Успеваемость у мальчика хорошая, так что недельный перерыв в занятиях не мог повредить ему. Эдвин отправил сына домой самолетом, а сам решил вернуться домой в автофургончике ради собственного удовольствия.
— Так вот почему вы были небриты, а волосы были такими длинными, что через неделю упали бы вам на плечи?
— Вам не нравятся мои волосы?
Она пожала плечами.
— Это бросилось мне в глаза, вот и все. Мужчины могут делать со своими волосами все, что им нравится. Женщины делают то же самое.
— Но тем не менее вы решили, что такой внешний вид отражает мои преступные наклонности, и натравили на меня копов.
— Извиняться я не собираюсь, так что оставим этот разговор.
Оливер учтиво поклонился, но его глаза заискрились от смеха.
— Длинными волосами и недельной щетиной я обзавелся на пари, поспорив с дочкой. Она сказала, что я «чересчур прилизанный» и что мне надо «слегка расслабиться». На ее языке это означает отрастить волосы и бороду. Ей четырнадцать лет.
Долорес вспомнила, что Кора сказала ей самой примерно то же самое, но промолчала. Не следовало привлекать внимание этого человека к тому, что ей не хватает «трепета», сексуальности и всего остального, что делает женщину женщиной…
— Значит, вы сделали это на спор? — поинтересовалась она. — Как это вышло?
— Она стала дразниться и заявила, что я слишком консервативен и никогда не решусь на то, чтобы изменить свой внешний вид. — Оливер добродушно усмехнулся. — Что мне оставалось делать? Позволить ей думать, что я струсил?