Проводница – незнакомая, молодая и симпатичная, подсвечивая себе фонариком, проверила билет и сказала:
- Шестое купе. Там никого нет, выспитесь спокойно.
Три минуты истекли, и поезд дёрнулся, трогаясь. Генриетта Львовна застыла у окна в коридоре. Мимо проплыло бледное лицо Ленки. Она заметила Генриетту Львовну, и тусклые глаза приоткрылись шире, а бледные губы сложились в букву «о». Растерянность, испуг, озарение, надежда – всё промелькнуло за один миг. Поезд набрал ход, и сутулая фигурка под фонарём исчезла, сменившись вечерней синевой, неровно подрезанной чёрными кронами деревьев.
Генриетта Львовна немного посидела в купе, ни о чём не думая, как-то механически разобрала постель и легла. Полка была жёстче привычной кровати, колёса перестукивали по стыкам рельс, вагон убаюкивающе покачивался. В груди снова заныло, как утром, только сильнее, настойчивей. Стараясь дышать ровнее и глубже, Генриетта Львовна закрыла глаза. Не обращать внимания на боль было привычкой. Сон наступал и отодвигался, она принялась думать о Ленинграде, о том, как пойдёт в Летний сад, в Большой зал Консерватории, прогуляется по набережной. Другая, непрожитая жизнь манила загадкой, прожитая – теснила грудь. Генриетта Львовна застонала от острого осознания потери, грудь спину, левую руку обожгло огнём и вдруг она ощутила себя птицей. Чайкой. Да, именно чайкой, летящей по ветру над Дворцовым мостом. Внизу раскинулась ослепительно прекрасная панорама Зимнего и Дворцовой площади, справа сиял ангел на шпиле Адмиралтейства. Резкий порыв ледяного ветра швырнул её вниз, к самым волнам Невы, подбросил вверх, ещё выше, чем прежде, расстилая перед Генриеттой Львовной весь город, с ниточками каналов и рек, набережными и садами, проспектами и мостами. В мучительном восторге она-чайка вскрикнула в последний раз и затихла.
Она поднималась всё выше и выше в ослепительно-белое сияние, а боль и надежды – сбывшиеся и не сбывшиеся – остались там, внизу, где пронзал холодную тьму ночи поезд, и, в такт перестуку колёс, безжизненно покачивалась изуродованная артритом старческая рука, соскользнувшая с полки.
Конец