В этот день один из птенцов взмахнул крыльями и пролетел несколько ярдов. Джинни зааплодировала, но он врезался в ствол сосны и безжизненно упал на землю. Она несколько минут не могла поверить своим глазам, а потом, глотая слезы, швырнула его в куджу.
Остался всего один.
Утром Джинни с трудом узнала лицо матери: к привычным уже одутловатости и желтизне пробивалось что-то новое. Мать странно дернула ртом и пролепетала:
— Не могу говорить внятно. Десны заткнули ватой.
— Зачем? — испугалась Джинни.
— Кровоточат.
Джинни погладила мать по нижней губе, чтобы поправить тампоны — такими пользуются дантисты, и беспомощно вздохнула.
— Когда это случилось?
— Вчера. — Логично предположить, что настанет день — и ее настигнет кровоизлияние в мозг. Знает ли об этом Джинни? Вряд ли. Ей незачем знать. Ожидание худшего часто хуже реальности.
Джинни села на кровать у ног матери и задумалась о кровоизлиянии в мозг. Нужно ли предупредить мать о грозящей опасности? Нужно ли ее подготовить?
— Очень мило с твоей стороны, что составила мне компанию. Я понимаю, тебе пора домой, к Айре и Венди, — словно невзначай заметила миссис Бэбкок.
Джинни отвела взгляд.
— Как у Айры дела? — как ни в чем не бывало продолжала мать. (Конечно, нехорошо вмешиваться не в свое дело, но имеет же она право знать, как заботятся о ее внучке!)
Джинни пожала плечами.
— Сестра Айры присматривает за Венди днем, а он — вечером. К счастью, я не столь незаменима, как ты.
Миссис Бэбкок удивленно подняла брови: похоже, она наступила на больную мозоль.
— По-моему, Венди повезло, что у нее столько взрослых родственников, — воинственно продолжала Джинни. — Будет с кем цапаться, кроме меня, когда станет подростком.
— Я бы на это не рассчитывала, — засмеялась мать. — Знаешь, я всегда запрещала вам жевать жвачку: думала, это отвлечет вас от худших привычек. Но не сработало, верно?
— Верно, — улыбнулась Джинни.
— Должна признаться, меня всегда поражало, что вы, дети, относитесь ко мне так неприязненно.
— Мне казалось, ты не понимаешь, чего я от тебя жду. Помню, я закричала, что ненавижу тебя, а ты невозмутимо ответила: «Что ж, для того и родители, дорогая».
— Да ты что? Неужели? Прости. Наверно, я была чем-то очень расстроена.
— Да, но майор тебя потом успокоил.
Они улыбнулись друг другу, как солдаты, вместе прошедшие войну.
В двери возник доктор Фогель — огромный добрый весельчак в белом халате.
— Ну, как мы себя чувствуем? — бодро спросил он, заглянул в ее карточку и нахмурился. Осмотрел вату, оставленную после анализа, вытащил изо рта окровавленные тампоны и попросил пошире открыть рот.
— Хорошо, — неестественно весело сказал он. — Мы проконсультировались насчет вас с некоторыми специалистами, миссис Бэбкок, и пришли к заключению, что следующим шагом будет удаление селезенки.
Миссис Бэбкок и Джинни оцепенели.
— Есть основания полагать, что она не разрушает отжившие тромбоциты, — объяснил доктор.
— Какие основания? — пробормотала миссис Бэбкок. Она слышала уже столько диагнозов!
— Гм-м-м, да. Ваши анализы, миссис Бэбкок. Мы не оперируем без достаточных оснований. Сейчас самое время.
Операция прошла удачно. Миссис Бэбкок сделали еще одно переливание, чтобы ослабить послеоперационное кровотечение, и целых пять дней все было в порядке.
На шестой день возобновилось желудочное кровотечение, количество тромбоцитов упало, как стрелка высотомера на пикирующем самолете.
Джинни спустилась в лабораторию. Осунувшийся и похудевший доктор Фогель отвел взгляд и виновато сказал:
— Гистологический анализ селезенки показал неопределенные изменения характеристик ИТП…
— Доктор Фогель, — перебила Джинни, — я не понимаю, о чем вы говорите.
— Удаление селезенки — терапевтический прием, а не результат неправильного диагноза.
— Кто вас обвиняет?
— Вы, мисс Бэбкок, вы в чем-то обвиняете меня с тех пор, как появились здесь и не спускаете с меня глаз.
— Вы параноик, доктор Фогель. — И в этот момент она поняла, что обвиняет его — в том, что поверила в сказку, будто современная медицина всесильна. Он не мог помочь, какими бы требовательными ни были пациенты.
— Возможно.
— Что дальше?
— Не знаю.