Я стал почти все время пропадать в своей комнате. Раньше — даже во Вьетнаме, когда вокруг все кололись, — я не баловался наркотиками, разве что изредка курил травку. А теперь пристрастился. Вскоре я пил, курил, кололся и нюхал все, что попадалось в руки: ЛСД, гашиш, кокаин, клей, веселящий газ, резерпин, кодеин, атропин. У меня был друг — дезертир, такой же разочаровавшийся во всем, как и я. Он приходил, и мы принимали ЛСД или что-нибудь покрепче. А когда доходили до кондиции, «выравнивали самолет» декседрином. Мы с ним обменивались своими таблетками, как дети — мраморными шариками.
«Я дам тебе шесть зеленоватых и двенадцать черных, а ты мне — восемь вишневых сердечек и восемь декси». После таких уик-эндов вся комната была страшно загажена.
— Какие у тебя были ощущения, Хок? — Я слушала его как зачарованная.
— А ты что, не балдела на своей ферме?
— Нет. Немного травки, изредка мескалин. Честно сказать, я боялась.
— И правильно делала. Я тогда совсем одурел. Если бы человеческое тело имело меньший запас прочности, я бы не выдержал. Нельзя искусственно вмешиваться в сознание.
— Да, конечно. Но на что это было похоже?
— Ничего особенного. Я возносился на небо и встречал Бога. Он хлопал меня по плечу и называл «сынок». Даже предлагал поселиться с ним вместе, чтобы понять суть мироздания.
— Правда?
— Нет, неправда. Все это — ужасная ошибка. Я думал, проглочу несколько пилюль — и готовы ответы на все вопросы. Ничего подобного. Я чуть не спятил. Часами сидел в своей комнате, готовый вскрыть себе вены. Меня удерживал только страх перед тем, что ждет меня после самоубийства. Я чувствовал себя так, будто жарился на вертеле. Господь хранит южан-баптистов, поэтому я еще жив. Если, конечно, жизнь — это дар.
Я восхищалась этим героем войны, потому что сама никогда бы не сделала того, что сделал он. Неожиданно я предложила; «Хочешь со мной переспать?»
— Нет, — с достоинством ответил он. — Спасибо.
Я удивилась. Самые разные люди хотели обладать мной, а он отказался.
— Почему?
— Я не трахаюсь просто так. Честно сказать, с тех пор как я стал военным преступником, у меня вообще не возникало подобных желаний.
Идея! Я отблагодарю героя войны, а главное, разгоню эту невыносимую скуку! Я совсем забыла про мужа, чьи моральные убеждения не допускали измены.
— Меня не интересует секс, — продолжал он. — Разве что серьезный. По-моему, его нужно использовать, как яд, в гомеопатических дозах, чтобы поддерживать свое жалкое тело.
— Джинни, я искал тебя несколько месяцев. Думал, только на Юге смогу найти женщину, настроенную на ту же частоту, что и я. А нашел ее здесь. Станешь моей шакти?
— Извини? — Мне очень польстило, что мы настроены на одну частоту.
— Тебе было бы интересно приобщиться со мной к таинству Майтханы?
— К таинству кого?
— Майтханы. Это ритуал совокупления.
— Мне показалось, что ты не хочешь переспать со мной.
— Да. Я не хочу «переспать» с тобой, — сказал он с таким же отвращением, с каким говорили когда-то о Ницше мисс Хед или о правящем классе Эдди. — Я хочу испытать истинную космическую страсть и использовать слияние наших тел для ее достижения. Мы заставим свои душевные силы добиться невыразимого счастья божественного союза.
— Отлично, — ухмыльнулась я. Никто еще не соблазнял меня этаким манером.
— Это мой последний шанс, — веско сказал он. — Я перепробовал все что мог и готовился целый год. Если ты, Джинни, не отнесешься к этому серьезно, если тебе хочется просто поваляться с кем-нибудь в этой травке — скажи сразу, и я уйду.
Я вовсе не возражала против невыразимого счастья.
— Прости. Я не хотела показаться тебе пустышкой. Мне очень интересно, что это такое.
— По-моему, мне понадобится около четырех недель, чтобы приобщить тебя к Майтхане.
Я присвистнула.
— Ха! Вот это я называю «переть напролом».
— Ладно. Забудь. — Он встал. — Мне пора.
— Ладно, Хок. Я больше не буду.
Он снова сел.
— Так ты готова отдать себя в мои руки?
Я кротко кивнула.